Огни небес, тот серебристый свет, Что мы зовем мерцаньем звезд небесных, Порою только неугасший след Уже давно померкнувших планет, Светил, давно забытых и безвестных.
Та красота, что мир стремит вперед, Есть тоже след былого. Без возврата Сгорим и мы, свершая в свой черед Обычный путь, но долго не умрет Жизнь, что горела в нас когда-то.
С днем рождения, Кир. =))) Ночь ясна, ночь омывает покоем душу. Полная Луна глядит в окна, глядит прямо в глаза и в душу. Всё залито её чистым светом, всё полно волшебства. Луна глядит в стремительную реку, в мирные колодцы, в глубокие озера глаз. Что же ищет Луна? Кого же потеряла она? В какие - стародавние - времена? Но вот взгляд её, вот свет её укутывает мирно спящий сад, огороженный строгим и высоким забором. А в том саду скрытая от ненужных, не умеющих понять, людей - вон белеют листочки с заклинаниями, словами, навеки, пока не разрушится бумага и не выцветет тушь, которые будут охранять, отгораживать то, что нужно скрыть - цветет вишня, буйным, пьянящим и слепящим цветом. А в том саду всё в снегу - так сильно цветет та вишня. Нежно звенят, звонко поют лепестки, встречаясь с лунным светом, ветер тихо играет с листвой, слышится неземная, тончайшая музыка. И весь сад внимает той музыке, удивляющей, чарующей, искренней и чистейшей. Хочется сесть рядом и вдыхать запах цветов, слушать эту музыку, наслаждаться волшебством и необычным покоем, завораживающим душу. Опадают уже отцветшие своё лепестки, опадают и, прикасаясь к земле, на мгновение превращаются в прекрасные образы, в волшебные истории и легенды, в сказки. Прекрасные лики сменяют друг друга, переплетаются миры и истории, правда и вымысел, переплетаются в одну историю, новую ещё для этого подлунного мира, видавшего мириады сказок и жизней. И история кажется знакомой тебе, кажется, что её рассказывала тебе мать на ночь, перед тем как заснуть, кажется, изредка она всплывала в другом мире, в мире, который рождается под светом Солнца, из глубин памяти, но она неуловима... Но если встретишь тот сад, если увидишь эту нежнейшую красоту, то забудешь всё равно, то посчитаешь произошедшее сном, как выйдешь из невидимых границ барьера, как слова, написанные кем-то сильным давно, закроют за тобой свои двери.
Ёсикава Эйдзи. "Десять меченосцев" Мусаси смотрел на завихрения воды за бортом. Море здесь было глубоким, кипящим вечной жизнью. Вода не имеет формы. Человек, возможно, смертен, потому что облечен в телесную оболочку. Не начинается ли истинная жизнь там, где утрачивается конкретная форма? Мусаси покрылся мурашками от нахлынувших предчувствий. Жизнь и смерть для него — пузырьки пены. Его разум воспарил выше жизни и смерти, но еще не обрел гармонию с телом. Каждая частичка его существа достигнет отрешенности, и тогда Мусаси воистину обратится в воду и облака. читать дальшеЛодка плыла мимо острова Хикодзима, на котором находилось около сорока самураев, которые состояли на службе у дома Хосокавы и поддерживали Ганрю. Нарушив приказ Тадатоси, они за два дня до поединка переправились на Фунасиму. В случае поражения Кодзиро они приготовились исполнить акт мести. На острове их обнаружили Нагаока Садо, Ивама Какубэй и отряд, обеспечивающий охрану. Самураев выпроводили на Хикодзиму, но не наказали, потому что большинство служивых людей одобряли их поступок. Теперь эта группа внимательно следила за приближающейся лодкой. Самураи перебрасывались короткими репликами. — Уверен, что это Мусаси? — Должен быть. — Он один? — Да. Закутан в какой-то плащ. — На нем, верно, легкая кольчуга, которую он прячет от посторонних глаз. — Пошли! Самураи сели в лодки, укрытые в бухте. Все были с мечами, но на дне каждой лодки лежали копья. Лодки не вышли в море. «Мусаси едет!» — прокатилось на Фунасиме. Шум волн, шорох сосновых ветвей и бамбуковых листьев сливались воедино. Остров казался пустынным, несмотря на присутствие людей. По небу со стороны Нагато медленно плыло одинокое облако, бросая тень на траву и бамбуковые заросли. Тень исчезла, и вновь ярко засветило солнце. Остров был маленьким. В северной его части возвышался холмик, поросший соснами, южная часть полого спускалась к морю. Среди деревьев под навесом сидели официальные свидетели поединка и их помощники. Лица у всех были бесстрастными, чтобы не дать Мусаси повод обвинить их в предвзятости. Просидев два часа в ожидании Мусаси, они стали проявлять признаки беспокойства. За Мусаси дважды посылали лодку. — Это точно он! — крикнул дозорный. — Он ли? — спросил Какубэй, невольно привстав со своего места, допустив тем самым серьезное нарушение этикета. Являясь официальным свидетелем, он не имел права выражать свои чувства. Его волнение разделяли и остальные самураи, которые тоже вскочили со своих мест. Какубэй, поняв свою оплошность, знаком приказал всем сесть. Его личное отношение к Ганрю не должно влиять на решения остальных свидетелей. Какубэй бросил взгляд в сторону занавеса, который Та-цуноскэ повесил между дикими персиковыми деревьями. Там отдыхал Ганрю. Рядом с занавесом стояла деревянная бадейка с ковшиком. После долгого ожидания у Ганрю пересохло в горле. Нагаока Садо сидел несколько выше в окружении стражи и помощников. Иори был рядом. Он побледнел, когда известили о прибытии Мусаси. Садо сидел прямо и неподвижно. Его шлем был слегка сдвинут набок. Садо негромко окликнул Иори. — А Да, господин, — склонился до земли Иори и лишь потом взглянул на старого самурая. Мальчик не мог сдержать дрожи. — Иори, — произнес Садо, глядя мальчику в глаза, — внимательно следи за всем, что сейчас произойдет. Не упусти ни малейшей детали. Учти, всему тому, что ты сейчас увидишь, Мусаси хотел научить и тебя. Иори кивнул. Его глаза сверкнули, и он повернулся к морю. Ослепительно белая пена вскипела там, где волна разбивалась о риф. До берега было метров двадцать, так что мальчик не различил бы выражение лиц соперников. Садо имел в виду не техническую сторону боя. Иори предстояло увидеть самый драматический момент в судьбе самурая, когда он находится между жизнью и смертью. Увиденное мальчиком повлияет на его последующую жизнь. Ветер пробегал волнами по траве, скакали зеленые кузнечики, маленькие бабочки порхали с травинки на травинку. — Он уже здесь! — выдохнул Иори. Лодка Мусаси осторожно огибала риф. Было ровно десять. Ганрю поднялся и неторопливо направился к официальным представителям. Поклонившись им, он двинулся к берегу. Лодка входила в маленькую бухту с тихой водой. Сквозь прозрачную голубизну виднелось дно. — Где приставать? — спросил Саскэ. — Греби прямо, — ответил Мусаси, сбрасывая с себя одеяло. Саскэ еле шевелил веслом, и лодка сбавила ход. — Саскэ! — Да, господин. — Здесь мелко, подходить ближе к берегу не стоит. Можешь повредить днище, да и отлив вот-вот начнется. Словно не слыша Мусаси, Саскэ уставился на ярко-красный плащ под тонкой сосной, росшей почти у воды. Мусаси тоже видел своего противника. Достав из-под пояса полотенце, он подвязал полосы. Затем передвинул ножны с коротким мечом на живот, а длинный меч положил на дно лодки и накрыл его тростниковой циновкой. Правой рукой Мусаси сжимал деревянный меч, сделанный им из обломка весла. — Дальше не греби, — сказал он Саскэ. До берега оставалось метров шесть. Саскэ сделал еще несколько гребков, и дно лодки заскрежетало по гальке. В этот миг Мусаси спрыгнул в воду с такой легкостью, что не взметнул брызг. Держа деревянный меч перед собой, он быстро зашагал к берегу. Саскэ как зачарованный смотрел вслед удаляющемуся Мусаси. Ганрю в красном развевающемся плаще двинулся навстречу. Лакированные ножны поблескивали на солнце, и Саскэ сравнил их с серебристым хвостом лисы. «Скорее!» — хотел крикнуть он Мусаси, но Ганрю уже застыл у кромки воды. Кажется, для Мусаси все было кончено. Саскэ ничком упал в лодку, дрожа от ужаса. — Мусаси! — Ганрю твердо стоял на песке, не собираясь уступать противнику ни клочка суши. Мусаси остановился. Улыбка тронула его губы. — Кодзиро, — спокойно произнес он в ответ. Глаза Мусаси сверкали неземной яростью, такой страстью, что, казалось, Кодзиро обречен на неминуемую гибель. Деревянный меч Мусаси был погружен в воду. Глаза Ганрю словно исторгали искры. В глубине зрачков горел кровожадный огонь, который поверг бы любого противника в состояние оцепенения. — Мусаси! Ответа не последовало. — Мусаси! За линией прибоя глухо ревело море, к ногам бойцов ластились мелкие волны. — Ты вновь опоздал? Это твоя тактика? К ней прибегают трусы. Ты задержался на два часа. Я жду тебя с восьми, как оговорено в условиях поединка. Мусаси ничего не ответил. — Ты использовал эту уловку в Итидзёдзи, а до того в Рэнгэоине. Ты хочешь вывести противника из равновесия, заставляя его ждать, но с Ганрю эта хитрость не поможет. Выходи навстречу своей судьбе, чтобы не стать посмешищем потомков. Сражайся, Мусаси! Ганрю, выхватив Сушильный Шест, швырнул ножны в море. Подождав, пока волна, ударившись о риф, не отступила, Мусаси неожиданно произнес ровным голосом: — Ты проиграл, Кодзиро. — Что? — не поверил своим ушам Кодзиро. — Мы уже кончили бой. Ты проиграл. — О чем ты? — Если ты рассчитывал на победу, то не выбросил бы ножны. Ты выбросил свое будущее, свою жизнь. — Болтовня! — Плохи твои дела, Кодзиро! Готов ли ты умереть? Хочешь умереть побыстрее? — Защищайся, негодяй! — Хо-о! — вырвалось из глотки Мусаси. Боевой клич, слившись с шумом моря, грянул над островом. Занеся Сушильный Шест над головой, Кодзиро ступил в воду. Мусаси выскочил на берег слева от Кодзиро. В тот момент, когда нога Мусаси коснулась песка, его уже настигал меч, узкий и сверкающий, как рыба, выпрыгнувшая из воды. Чувствуя, что Сушильный Шест его коснется, Мусаси, мгновенно изменив движение тела, в прыжке наклонился вперед. Кодзиро промахнулся. Держа деревянный меч обеими руками, Мусаси замахнулся вправо. Неуловимый уху свист воздуха почти коснулся лица Кодзиро. Ганрю приготовился нанести удар сверху вниз, но его меч только слегка вздрогнул в воздухе. Кодзиро отскочил вправо, сменив позицию. Противники смотрели в глаза друг друга. В трех шагах за спиной Мусаси было море. В трех метрах от Мусаси стоял Ганрю с высоко занесенным мечом. Жизнь обоих сосредоточилась в решительной схватке. Противники отрешились от мыслей. Окружающий мир не существовал для них, но за ними, затаив дыхание, наблюдали тысячи людей. Они молились за победу. За Кодзиро — его сторонники, за Мусаси — Садо и Иори на острове, Оцу, Осуги и Гонноскэ в Симоносэки, Акэми и Матахати на холме в Кокуре. Все молитвы возносились к небесам. На поле боя молитвы, надежды, боги, удача всесильны. Здесь же царила пустота, необъятная и бесстрастная. Не в ней ли, недоступной для смертного в бренной жизни, проявляется совершенный разум, торжествующий над мирскими мыслями и суетными устремлениями? Соперники вели безмолвную беседу. Они уже не воспринимали друг друга, как обычные люди. Мусаси и Кодзиро, словно ощетинившись тысячью игл, пронзали друг друга. Мышцы, ногти, волосы, даже брови ополчились против врага, защищая свою жизнь. Лишь разум, слитый воедино со вселенной, оставался ясным и незамутненным, как лик луны, смотрящий в воды пруда, когда бушует тайфун. Нет ничего возвышеннее для человека, чем эта абсолютная отрешенность от бренного бытия. Бойцам казалось, что промелькнули годы, но в действительности волны всего шесть раз лизнули берег, пока Мусаси и Кодзиро недвижно взирали друг на друга. Оглушительный рык потряс остров. Нечеловеческий вопль исторг Ганрю, и в тот же миг к нему присоединился боевой клич Мусаси. Меч Ганрю, переливаясь, как радуга, рассек воздух. Мусаси, сделав правой ногой шаг назад, повернулся левым плечом к противнику. Деревянный меч, сжатый обеими руками, рассек воздух в тот же миг, когда Сушильный Шест мелькнул у самого носа Мусаси. Натужное дыхание бойцов заглушило шум волн. Теперь деревянный меч был на уровне глаз Мусаси, а Сушильный Шест занесен высоко над головой его хозяина. Ганрю отскочил на десять шагов, повернувшись боком к морю. Ему не удалось в первой атаке поразить Мусаси, но он занял выгодную позицию. Когда он стоял лицом к морю, солнечные блики слепили его, отдавая преимущество Мусаси. Воодушевленный, Ганрю медленно двинулся на Мусаси, не сводя глаз с куска дерева, которым защищался его противник, и не выдавая тактического приема, приготовленного для второй атаки. Мусаси совершил нечто совершенно неожиданное. Ганрю ждал от него расчетливых и плавных движений, но Мусаси внезапно открыто шагнул навстречу Ганрю с вытянутым мечом, нацеленным в глаза противнику. Ганрю на миг застыл, пораженный нелепой наивностью приема. Он даже потерял Мусаси из виду. Деревянный меч вертикально взметнулся в воздух. Оттолкнувшись от земли, Мусаси мощно подпрыгнул и поджал под себя ноги. — Нет! — Я-а! А-ах! — просвистел меч Ганрю над головой Мусаси. Сушильный Шест промахнулся, но кончиком клинка сорвал повязку с головы противника. Повязка взлетела в воздух. Улыбка скользнула по губам Ганрю, он по ошибке принял тряпку за отсеченную голову противника. В следующий миг деревянный меч расколол череп Ганрю, как камешек. Ганрю лежал на берегу, там, где песок сходится с травой. Изо рта текла кровь, но губы сложились в торжествующую улыбку. Он так и не смирился с поражением. — Нет! — вскрикнули сразу несколько голосов. Ивама Какубэй вскочил, не веря своим глазам. Его друзья растерянно переглядывались. Нагаока Садо и Иори сидели неподвижно. Устыдившись, Какубэй и его помощники опустились на скамьи, подавив желание броситься к Ганрю. Боль и разочарование исказили их лица. Один из них шумно вздохнул, словно поперхнувшись, другие почувствовали звон в ушах — разум отказывался поверить в увиденное. Остров объяла привычная тишина. Лишь шорох сосновых крон и шепот травы звучали, как снисходительная насмешка над суетностью рода людского. Сначала Мусаси рассматривал облачко в небе. Душа его вернулась в телесную оболочку, и он уже отделял себя от облака и чувствовал разрыв бренной плоти со вселенной. Сасаки Кодзиро покинул мир живых. Лежа ничком, он все еще сжимал рукоять меча. На лице его не было печати страданий, оно оставалось волевым. Удовлетворение от удачного боя, ни капли сожаления. У Мусаси от вида валявшейся на песке головной повязки по спине побежали мурашки. «Никогда больше я не встречу второго такого противника», — подумал он. Восхищение соперником, уважение к нему переполнило Мусаси. Он благодарил Кодзиро за все, что тот ему даровал в жизни. По силе и целеустремленности он был выше Мусаси, поэтому Мусаси для победы надо было превзойти самого себя. Что позволило Мусаси победить Кодзиро? Мастерство? Помощь богов? Нечто иное. Мусаси никогда не мог объяснить словами причину. Он победил благодаря чему-то более важному, чем сила или воля богов. Кодзиро воспринимал меч как воплощение силы и мастерства. Для Мусаси меч был символом духа. В этом состояло коренное различие между ними. Мусаси опустился на колени перед Кодзиро и поднес левую ладонь к его лицу. Руки коснулось слабое дыхание Кодзиро. «Его еще можно спасти», — подумал Мусаси. Он надеялся, что Кодзиро выживет, и желал спасения самому отважному противнику в жизни. Бой окончен, пора было уходить. — Прощайте!.. — обратился Мусаси к Кодзиро, а затем к официальным свидетелям поединка, сидевшим на скамьях. Поклонившись до земли, он побежал к рифу и запрыгнул в лодку. На его деревянном мече не было ни капельки крови. Маленькая лодка вышла в открытое море. Никто не ведал, куда она направляется. Предания не донесли ни слова о том, пытались ли отомстить Мусаси сторонники Ганрю, спрятавшиеся на Хикодзиме. Люди постоянны в своих привязанностях и ненависти. Многие так и не признали победы Мусаси над Кодзиро и осуждали его поведение в тот день. Говорили, что Мусаси бежал, боялся возмездия. Растерялся до такой степени, что даже не прервал ударом меча предсмертные страдания Кодзиро. Волны пересудов не стихают в море жизни. Мелкая рыбешка резвится, играет на волнах, но кто знает, что происходит в сердце моря, в его бездонных глубинах? Постиг ли кто его глубины?
Именно так называют катану - традиционное оружие японского знатного война - самурая.
Катана остается прекрасным творением японской культуры. В ее изящно изогнутом, остро заточенном и невероятно прочном клинке переплавлены не столько полосы стали, сколько основные жизненные ценности нации - доблесть, красота и знания. Не следуя этим идеалам, нельзя было выковать правильный меч, овладеть искусством фехтования и познать сладкий вкус победы. Многие знатоки холодного оружия считают самым совершенным образцом боевого клинка за всю историю человечества японский самурайский меч «катана». Не только благодаря качеству его стали и изяществу отделки, но и потому, что ряд принципов конструкции катан, остающейся практически неизменной с 14 в., лег в основу многих моделей современного боевого холодного оружия. Вначале был классический японский меч кото. Технология его изготовления сложилась в 7-8 веке вв. и стала каноном на все времена, а название «катана», означавшее «носимый за поясом», меч получил позднее.
В отличие от сабли, в которой использовались рубяще-режущие свойства клинка, самурайский изогнутый меч отличался большей функциональностью, поскольку одинаково эффективно рубил, резал и колол. Сабли служили в первую очередь вооружением кавалерии, что предопределило умеренную длину их клинка (70-80 см) и небольшой вес (0,8-1,1 кг). Благодаря такой конструкции они были хорошо приспособлены для нанесения рубящего удара сверху, а для его усиления центр тяжести конструкции размещался на середине клинка. Длина же клинка двуручного японского меча достигала 95-120 см, а масса - 3-4 кг, что идеально подходило для сражений, как с пешими противниками, так и с конными: с его помощью можно было и достать всадника, и подрубить ноги лошади, и рассечь его саблю на две части. Длинная рукоять позволяла активно маневрировать мечом, а одновременное движение обеих рук - описывать широкую амплитуду без больших усилий. Сила удара самурая, прочность клинка и центр тяжести, смещенный ближе к его основанию, вполне позволяли рубить металл.
Самураи носили на поясе сразу несколько единиц холодного оружия. В период сегуната Асикага традиция носить два меча стала обязательной для всех самураев - от младших пехотинцев до самого сегуна. Признаком достоинства самурая считалось наличие 10 и более мечей, различавшихся формой и расцветкой ножен и рукоятей и предназначенных для ношения (в паре с идентично оформленным коротким «вакидзаши») в разных ситуациях — на придворных праздниках, охотах, и, разумеется, на войне.
Мечь тати обычно длиннее и более изогнут, чем катана (у большинства длина клинка свыше 2,5 сяку, то есть более 75 см; цука (рукоять) также была зачастую длиннее и несколько изогнута).
В паре с мечем «тати» обязательно самураи носили «танто» (в современном понимании боевой тактический нож) нечто среднее между ножом и коротким мечем. Когда как к катане в пару принято было носить короткий меч вакидзаси (что-то среднее между коротким мечем и кортиком). Кроме того, богато украшенные тати применялись как парадное оружие при дворах сёгунов (князей) и императора. Кроме того тати отличались от катан способом ношения – если катану принято было носить за поясом а тати носилось на специальной подвязке которая крепилась ремням доспехов. Когда самурай при полном «параде» с тати на боку шествовал по улицам, даже случайное прикосновение к его горизонтально расположенному мечу могло стоить прохожим жизни. Неудивительно, что вокруг самурая и его священной регалии немедленно создавался вакуум даже в самой густой толпе. Средневековый воин владел многими видами оружия - луком юми, копьем яри, алебардой нагината, кистенями тигирики, железными дубинками дзитте, а позже и появившимися в 16 веке и огнестрельными ружьями. Но что было самым важным для самурая, чему он учился практически с рождения и до конца жизни, это искусству фехтования на мечах - кэндо. Совершенствуя технику, воины совершенствовали тем самым и свой дух, и катана в их глазах становилась символом пути духовного восхождения. Понятно, что при таком отношении меч окружался особыми ритуальными знаками внимания.
Если самурай хотел оказать свое миролюбие, то вешал катану на правый бок — когда извлечь его из ножен было труднее. Катана на левом боку указывала, что ее хозяин «вышел на тропу войны».Приходя в гости, самурай тут же передавал катану слуге, который с поклоном водружал меч лезвием вверх на специальную подставку. Если визит носил особо дружеский характер, гость снимал и короткий вакидзаши, укладывая его под правую руку рукоятью к себе. Обернуть рукоять к собеседнику считалось оскорблением, поскольку этот жест означал сомнение владельца клинка в фехтовальном мастерстве собеседника. Если гость то и дело слегка вынимал меч из ножен и тут же вставлял его обратно, или бряцал гардой о ножны - это расценивалось как неслыханная наглость, после чего с противной стороны следовала молниеносная атака. Если самурай по небрежности задевал или отпихивал ножны "коллеги", он рисковал быть изрубленным пополам за допущенное оскорбление святыни.грозой для чести хозяина меча и даже поводом для поединка считались случаи, когда собеседник касался меча гостя случайным неловким жестом. Напротив, хозяин меча считал для себя большой честью, если его собеседник, восхитившись красотой клинка, просил разрешения полюбоваться им, трогая лезвие через тонкую прозрачную ткань (чтобы прикосновение влажных пальцев не стало причиной ржавчины).
Для японцев мечи, особенно древние, являются еще и произведениями высочайшего искусства, одной из самых ярких страниц в истории ее культуры. В 3-7 веках мечи ввозили в страну наряду с прочими товарами из Китая и Кореи. У японских аналогов этих изделий (специалисты именуют их дзекото - древние мечи) были такие же короткие прямые лезвия с остро заточенным концом и они не рубили, а кололи. С развитием воинского искусства подобное качество перестало удовлетворять воинов - в пылу сражений недостаточно закаленные клинки быстро тупились, а перекаленные часто ломались. Найти золотую середину японским кузнецам долго не удавалось и только одному мастеру, кузнецу из рода Амакуни, вместе с его учениками удалось в конце 7-го века осуществить настоящий прорыв в технологии ковки мечей. Его мечи стали каноном, которому неукоснительно следуют кузнецы (катана - кадзи) и по сей день. Форма первого меча, изготовленного мастером, была принципиально новой - клинок имел только одну режущую кромку, был слегка изогнут, а длинная рукоять позволяла держать меч двумя руками Меч немедленно прошел испытание в бою, и получив одобрение, породил новое направление оружейного искусства. Но главное заключалось в другом. Старые мечи кото, как их теперь именуют, приобрели несравненные качества, благодаря особому искусству ковки, позволявшему делать лезвие меча достаточно острым, но не хрупким. Известно, что качество клинка зависит от содержания углерода в стали, а также от способа закалки. Снижение количества углерода, происходившее при длительной ковке, придавало стали мягкость, а перенасыщенность - жесткость, но одновременно и хрупкость. Выход из дилеммы японские кузнецы нашли с помощью своеобразного метода - полотно меча компоновалось из нескольких сортов стали, обладавших различными свойствами. Очень жесткая и потому способная быть довольно острой режущая кромка сплавлялась с более мягким и гибким полотном с пониженным содержанием углерода. По гибкости, прочности и остроте катаны превосходили арабские булаты, не говоря уж о мечах европейской ковки. Сравнивая их химический состав, современные металлурги установили, что содержание фосфора в японских катанах не превышает 0,003%, тогда как в булатных клинках оно составляет 0,02%. Меч, достойно выдержавший испытание огнем, молотом и ледяной водой, далее переходил в руки мастера - полировщика, применявшего в своей работе самые разнообразные приспособления - точильные камни, куски кожи, войлок и даже подушечки собственных пальцев. Но самым главным в работе мастера считался правильный, отработанный многолетними упражнениями баланс движений правой и левой руки. Если ритм и точность хотя бы на мгновение нарушались, поверхность клинка могли испортить непоправимые царапины. На окончательной стадии шлифовки полировщик прикреплял к кончикам польев маленькие точильные камни, и уже не столько шлифовал, сколько ласкал и гладил клинок, пробуждая в нем холодное и чистое сияние, напоминавшее о блеске молнии в ночи. В результате полировки и травления, на лезвии проявлялся волнистый узор с широкими ритмично расположенными извивами или полосчатый, более светлый, чем фон. Еще один специалист занимался исключительно изготовлением гарды меча – «цубы», которая была небольшой, лишь слегка прикрывавшей руку. Чаще всего цуба имела круглую, лепестковую или многогранную форму, отливалась из бронзы, серебра или золота и украшалась рисунками, которые наносились на ее поверхность разными способами. Одни мастера сначала покрывали пластину лаком, а потом расписывали ее красками; другие специальными чеканами и штампами выбивали изображение, а третьи инкрустировали «цубу» декоративными накладками из другого металла.
С середины 19 в. искусство старых мастеров было подорвано массовым коммерческим производством, а с 1945 до 1953 г. изготовление таких мечей было вообще запрещено американскими оккупационными властями как «рецидив японского милитаризма». После отмены этого запрета японские власти, стремясь возродить древнее мастерство, создали Общество сохранения искусства производства мечей, заодно распорядившись собрать и переплавить изготовленные массовым способом дешевые клинки, выделанные между 1905 и 1945 гг. Но и сейчас в Японии насчитывается не более 300 мастеров «муканса», умеющих вручную сделать клинок, подобный старинному. Из-за большого срока обучения и накопления опыта средний возраст таких мастеров превышает 60 лет. Следуя правилам своей гильдии, они имеют право производить ежемесячно не более двух катан. Обычно их делают по заказам богатых потомков самурайских родов — в подарок родне или местным храмам.
Каждый самурай должен помнить о смерти и делать все как в последний раз. Если самурай помнит о смерти, значит, он готов к встрече с врагом. Если самурай готов к встрече с врагом - он непобедим.
1. Каждый самурай достоин прихода утра. Если утро не приходит - значит, самурай еще спит.
2. Каждый самурай достоин своего обеда. Если самурая не приглашают к обеду - значит, самурай только окончил завтрак.
3. Каждый самурай должен убить своего врага. Если у самурая нет врага - значит, самурай еще не подпоясал меч.
4. Каждый самурай должен быть бдителен. Если меч самурая еще в ножнах - значит, враг хитер и ждет часа, чтобы напасть на самурая.
5. Каждый самурай верен своему начальнику. Если начальник делает харакири - самурай должен быть верен своему долгу.
6. Каждый самурай должен вырастить сына. Если жена самурая рожает дочь, значит, дочь самурая должна родить двух сыновей.
7. Каждый самурай должен владеть мечом лучше врага. Если враг не дает самураю показать свое мастерство - значит, самурай должен убить врага.
8. Каждый самурай должен отвечать за своих крестьян. Если крестьяне не помогут своему самураю - значит, у них будет другой самурай.
9. Каждый самурай должен любить свою Родину. Если самурай изменит Родине - его ждет тоска.
10. Каждый самурай должен быть храбрым. Если самурай бежит с поля боя, значит, он уводит погоню от других самураев.
11. Каждый самурай должен быть жесток к врагам и открыт для друзей. Если самурай пьет саке с врагами, значит, он желает их напоить.
12. Каждый самурай должен убить волка. Если самурай еще не убил волка, значит, храбрые самураи убили всех волков в округе.
13. Каждый самурай должен в одиночку забраться на Гору. Если никто не видел самурая на Горе, значит, самурай совершил восхождение ночью.
14. Каждый самурай при встрече с самураем должен поклониться первым. Если самурай не поклонился первым, значит, из уважения к другому самураю он предоставил ему право поклониться первым.
15. Каждый самурай сам себе самурай, если рядом нет других самураев.
16. Каждый самурай должен верить своему начальнику и императору. Если самурай им не верит, он должен логически доказать себе их правоту.
17. Жизнь самурая делится на две части: еще не самурай и уже самурай.
18. Каждый самурай должен выглядеть достойно в глазах других самураев. Если самурай не слышит возгласов одобрения, значит, жена самурая надела на него кимоно не по сезону.
19. Каждый самурай должен сам строить свое будущее. Если будущее еще не построено, значит, самурай еще не встретился со своим императором.
20. Каждый самурай должен молиться своему Богу. Если Бог не помогает самураю, значит перерывы между битвами слишком малы, чтобы Бог мог услышать молитвы своего самурая.
Возникновение самурайства не представляет собой исключительного явления в социальной истории народов мира. Сословия и касты профессиональных воинов существовали во многих государствах Европы и Азии в эпоху господства феодализма. В Японии появление сословия воинов было тесно связано со становлением феодализма, который развивался в общих чертах по тем же классическим законам, что и феодальный строй Западной Европы. Постоянные войны с аборигенами Японских островов - айнами - вели к проникновению японцев из южных и центральных областей Хонсю на северо-восток страны, сопровождавшемуся захватом айнских земель. Эта экспансия делала возможными распределение территории айнов между японскими даймё, которые становились хозяевами айнской земли. Взникали сильные и постоянные дружины для защиты владений от вторжения в них айнов и войск других княжеств, а также для подавления крестьянских восстаний. В XII в. после победы коалиции под предводительством феодалов из рода Минамото над другой мощной группировкой во главе с родом Тайра в Японии установился режим военной диктатуры, при котором власть в стране находилась в руках верховного военачальника - сёгуна. Подобная форма правления отодвигала императора, лишённого фактической власти, на задний план и позволяла князьям более эффективно эксплуатировать крестьян и другие низшие слои населения, удерживая их в подчинении силой оружия. С этого времени самурайство, под которым в широком смысле слова стали впоследствии подразумеваться светские феодалы, начиная от крупных влиятельных князей (даймё), включая и самого сёгуна, и кончая мелкими дворянами окончательно завоевало политическую власть, став господствующей силой страны. Феодальное рыцарство складывалось и юридически оформлялось как наследственное и привилегированное сословие внутри господствующего класса, являясь его составной частью.
Магосиро был родным сыном Кудаю Масааки. Постиг все тонкости искусства владения мечом. Рукояти большого и малого мечей он обматывал хлопчатобумажным шнуром, так как особенно заботился о том, чтобы руке было приятно держать рукоять меча. Тем не менее, он готов был яростно сражаться и пасть в бою. В ночь вторжения он, по своему обыкновению, сначала осыпал врагов стрелами из полу лука ханкю (1). А затем, отбросив его, взялся за копье и вступил в схватку с врагом.
В саду, примыкающему к гостиной дзасики (2), он встретил Тории Риэмона. „Гора?" — назвал он пароль и услышал в ответ: „Гора". В темноте было плохо видно, но правильного отзыва „Река" Магосиро не получил. Поняв, что перед ним враг, он схватил копье и нанес удар. Тории незамедлительно повернул обратно, подумав при этом, что жизнь господина в опасности, ринулся было в общую комнату <има>, но опомнился и вскричал: „Спины тебе не покажу, чтобы потом не жалеть!" — и скрестил мечи с Магосиро. Масатацу сражался изо всех сил и применял тайные приемы, но допустил ошибку, поскользнулся на снегу и скатился в пруд. Тории с криком: „Попался!" — взмахнул мечом и уже собирался снести голову Магосиро. В этот момент Обоси Рикия (3), издали заметив происходящее, схватил лук и со свистом послал стрелу. Он не промахнулся. Стрела попала Тории в грудь. Тяжело раненный Тории отступил, а Магосиро нанес боковой удар снизу. Клинок разрубил Тории от ребер до груди, он беззвучно упал навзничь и испустил дух. Вскочил на ноги и Магосиро и, даже не выжав одежду, вновь устремился в глубину сада, мечом прокладывая себе дорогу.
Молотом на длинной рукоятке Масатацу разбивает глиняную пожарную бочку. Эпизод не описан в сопровождающем тексте.
1. Полулук ханкю — небольшой лук размером приблизительно в половину обычного, большого лука дайкю, высота которого составляла семь сун пять сяку (около 2,5 м). Из ханкю можно было стрелять и стоя и сидя.
2. Дзасики — гостиная в традиционном японском доме, пол которой устлан циновками татами. Здесь принимали гостей, устраивали банкеты. Дословно означает: „комната, застеленная подушками для сидения". В древности этим словом обозначали комнату с дощатым полом, на него укладывались ситомэ (подушки), эндза (круглые циновки) и пр.
3. Обоси Рикия — см. Лист 2
42. Урамацу Кихэй Хидэнао изображен в одной из комнат особняка, где на специальной подставке развешаны женские кимоно.
Хидэнао, нюдо (1) в монашестве Рюэн, был родом из области Канто. После гибели господина в Ако он сказал, что немедленно отправляется на родину. Ему было уже более шестидесяти лет, и сын его Хандаю уговаривал отца остаться, но напрасно, и, в конце концов, они поехали вместе. Обоси был восхищен. Условились, что не следует совершать самоубийство вслед за господином, а надо, покинув замок, отправиться в Канто и там готовиться к исполнению долга. После скитаний он поселился в квартале Кодзимати и все силы положил, чтобы отомстить за господина.
В предсмертной записке, которую в ночь нападения он пришил к клобукудзукин, было написано: "Отдать жизнь за господина — это долг самурая. И хотя в ста случаях из тысячи хотелось бы избежать этого, но долг велит не дрожать над своей жизнью". И, устыдившись этих слов, сложил:
Судьбы не изменишь! Ничего избежать Невозможно!
Урамацу Кихэй Хидэнао, в монашестве Рюэн, 62 лет от роду
1. Нюдо (дословно — "вставший на путь") — так называли принявших монашество, "вставших на путь" Будды. При этом принятие обетов не обязательно сопровождалось „уходом из дома" (сюккэ) — затворничеством в монастыре. Нередко нюдо оставался в миру, но принимал облик монаха — носил рясу, брил голову и исполнял монашеские обеты: воздерживался от скоромной пищи и вина, читал молитвы, вел благочестивую жизнь. Основной формой подвижничества нюдо были паломнические странствия.
+ 843. Ядзама Кихэй Мицунобу несет шлем и капюшон на острие алебарды нагината.
Ядзама Кихэй Мицунобу был потомственным вассалом дома Энъя. Его воля, так же как и воля его сыновей, старшего Дзютаро и младшего Синроку1, была тверда, подобно металлу. После падения дома Ако они сразу же отправились в Канто. Независимо от образовавших союз верных вассалов <во главе с> Обоси они намеревались выследить и убить Моронао. Объединенные общей целью, отец и сыновья втроем бродили по тем местам, где появлялся Коно Моронао, ища возможности сразить врага. Однако умереть ему еще не было суждено, встретить его не удавалось. Отец и сыновья Яд-зама глубоко страдали от того, что им приходилось ждать и таиться. Как-то раз во время слежки они повстречали Сэндзаки Ягоро2, и тот им сказал: „Поговаривают, что преданные вассалы постепенно перебираются в Канто". Они очень обрадовались, посетили жилище Хара и Ёсида3. вновь принесли клятву и вступили в ряды преданных вассалов. <Ядзама> переменил имя на Сомабара Кисай и снял жилье в квартале Кодзимати, а накануне вторжения переехал в основную резиденцию.
Он постиг все секреты искусства боя на копьях и, хотя и был в преклонных годах, но людям в расцвете сил ни в чем не уступал. В частности, он замечательно стрелял из малого лука ханкю с поистине фантастической быстротой. О такой стрельбе говорят: „боги появляются, демоны исчезают". Он обрушил на противника водопад стрел, а когда колчан опустел, в ход пошло копье. Бился он замечательно.
Увидев копье, оставленное у ворот какого-то особняка, он прикрепил к нему тандзаку со стихами:
Спрошу я тебя, о „птица столицы": Знаешь ли ты, беззаботная, Что значит жить в этом мире, Терзаясь стыдом?
Галю Сорю Ядзама Кихэй Фудзивара Мицунобу из провинции Оми, 69 лет от роду.
1. Дзютаро и Синроку — см. Лист 13 и 40, соответственно.
2. Сэндзаки Ягоро — см. Лист 12.
3. Хара и Ёсида — Лист 46 и 50.
4. Миякодори (дословно — „птица столицы") — поэтическое название небольших водоплавающих птиц различных пород. Стихотворение представляет собой „отсылку" к классическому стихотворению Аривара-но Нарихира (818—893) из знаменитого романа „Исэ моногатари" („Повесть об Исэ") с частичным его цитированием:
Если ты такова же, Как имя твое, о „птица столицы", — То вот что спрошу: Жива или нет Та, что в думах моих?
44. Масэ Тюдаю Масааки, целящийся из лука.
Под именем Мицухаси Дзётэй (1) Масааки снял дом в квартале Кодзимати и стал врачом. Его сын Магокуро изменил имя на Коитиро. Из Западных провинций, где он проводил сбор пожертвований на восстановление храма местного божества, пришли три-четыре верных вассала, они поселились у Дзётэя и стали жить вместе.
Настал 14-й день 12-го месяца — день нападения. Хотя Тюдаю к тому времени исполнилось шестьдесят два года, он был крепок, так что не уступал даже людям в самом расцвете сил. Он был поставлен во вторую линию атакующих. С воинственным кличем врубился он во вражеские ряды со стороны главного входа и вступил в бой с воином неприятельского отряда Мори Бандзаэмоном. Оба сражались свирепо, бой был кровавый. Хара Мимура, увидев это, подумал: „Меч Мори остер, но зарубить старика не позволю!" И только он собрался вмешаться в их единоборство, как блистательный Тюдаю твердо ему крикнул: „Не мешай!" — и с яростью дикого тигра, высекая искры гардой, продолжал сражаться, не позволив заменить себя. Высоко подпрыгнув, он сделал выпад мечом и не промахнулся: удар пришелся Мори в лоб над переносицей, там, где завязывают повязку хатимаки. Меч был выкован мастером Кунитоси, а Масааки был умелым воином, и потому разрубленный надвое Мори, не успев вскрикнуть, умер на месте, истекая кровью.
Тюдаю сказал себе: „Неплохое начало!" — вытер окровавленный меч <…> и побежал по направлению к внутренним покоям. Тут ему преградил дорогу воин, выставив вперед меч. Воин, назвавший себя Комори Гэндзи, загораживал вход, стоя поперек дороги, и не давал пройти. Они тут же вступили в сражение, нанося и отражая удары, нападая и сверху и снизу. Комори был воином, знаменитым своим мужеством и стойкостью, однако противник ему достался трудный. В тот самый миг, когда Комори уже собрался обратиться в бегство и подался назад, он открылся сбоку, не сумел отразить удара, и Масааки разрубил его надвое — от низа ребер справа вверх. Разрубил и бросил. Действительно, старик сражался замечательно.
Масааки изображен стреляющим из полулука ханкю. Это, вероятно, самая знаменитая гравюра серии „Сэйтю гисидэн". В первую очередь, благодаря ракурсу, редкому в укиёэ: фигура развернута строго в фас — Масааки стреляет „в зрителя".
1. Имя менялось в целях конспирации.
45.Сумино Дзюхэйдзи Цугуфуса изображен в спальне Моронао, куда он ворвался раньше других воинов.
После падения клана Ако Сумино Цугуфуса, бродяжничая, явился в Киото. До выступления „преданных вассалов" он ни слова не говорил своей старой матушке об их деле. Однако настало время, и обстоятельства вынуждали его <открыться>. Он сказал матери так: „Все вассалы во главе с Обоси отправляются в Канто, чтобы навестить могилу умершего господина. Я тоже иду с ними и скоро вернусь в Киото. Вы же спокойно ожидайте моего возвращения". Достав пособие, полученное от Обоси — 10 рё золотом, вручил его матери. Старушка не выказала никакого неудовольствия и произнесла: „Раз уж союз верных воинов решил выступить, следует, не полагаясь на помощь Неба, самим осуществить давно задуманное. Зачем брать меня в расчет! Пожалеешь меня — прослывешь трусом, и тогда позор падет на потомков. Ты должен стремиться к смерти в бою. А о том, чтобы нам встретиться еще раз, не должно и мечтать,— сказала так и приготовила для него походное снаряжение. Потом добавила: — Если в пути будешь испытывать нужду в деньгах, тебе будет трудно, ты измучаешься. Возьми лучше это с собой",— и с этими словами вернула 10 рё Цугуфусе. В тот день они говорили друг с другом обо всем на свете.
Чувствуя себя как нельзя лучше, улеглись спать. На следующий день солнце уже поднялось высоко, а мать все не вставала. Когда же Цугуфуса подошел к ее постели, чтобы посмотреть, в чем дело, оказалось, что она, оставив предсмертное послание, покончила с собой. Дзюхэйдзи был поражен. Послав известие о случившемся Обоси, сын предался печали, ведь он навсегда потерял мать. Затем, несколько успокоившись, отправился в путь.
Враг погибшего господина стал и врагом его матери, а потому в ночь нападения он сражался лучше многих. Всей душой желая убить Моронао, он ворвался в спальню раньше Урамапу Кихэя (1). Обоси Сэйдзаэмона (2) и других. Моронао удалось ускользнуть в одной лишь ночной одежде. Скрипнув зубами, Цугуфуса сунул руку в постель и обнаружил, что она еще теплая. „Далеко не ушел",— подумал он и бросился вдогонку, обыскивая все уголки особняка.
Гравюра изображает сцену в спальне Моронао, куда Цугуфуса ворвался раньше других воинов.
1. Урамацу Кихэй — см. Лист 42.
2. Обоси Сэйдзаэмон — см. Лист 32.
46.Хара Гоэмон Мототоки, припав на колено, замахивается мечом, держа в другой руке копье.
Хара Мототоки был внуком Хара Хэйда Масатоки и военачальником отряда самураев Энья в области Канто. Он был выдающимся учеником Ямаги Дзингозэмона и был сведущ в секретах военного дела и боевых искусствах, в частности — в мастерстве владения мечом и копьем. Вначале он служил семье Матсуда в Бансу, но затем перешел в клан Энья. Когда этот клан пал и пришло время его расформирования, Мототоки принял на себя руководство перевозкой имущества (включая знамена) и осуществил его, не создавая волнений. Он умел брать на себя ответственность и отдавать команды, и поэтому Обоси наделил его полномочиями осуществлять строгий контроль над отправкой молодых и рьяных самураев в Канто, Он был сильным человеком геройского поведения. Во время переходного периода он жил в Кодзимаки, где его знали как Ваду Генсина, врача. Однажды он отправился обратно в Киото на совет с Обоси и вернулся в Канто с большим отрядом людей, готовых принять участие в боевых действиях. Ходили слухи, что после отъезда Мототоки в Киото его престарелая мать покончила с собой, но это неправда. Он жил в Токио с самого начала, вместе с родителями, женой и детьми, и любые иные утверждения на сей счет являются чистым вымыслом. Приемный сын Хары, Хэйдаю, присоединился к движению мстителей после падения Акао, но перед наступлением он исчез в неизвестном направлении.
Круглая полная луна появляется в необъятном небе После раскатов грома и непрестанного дождя После пронизывающего холода приходит освежающий бриз, и Круглая полная луна появляется в необъятном небе.
Как странно — дождаться и Встретить рассвет новогоднего дня И снова ждать неизбежного конца
47. Хаяно Кампэй Цунэё в виде привидения, делающий выпад копьем.
Хаяно Цунэё после падения дома Ако стал ронином. Поскольку у Хаяно и его брата на родине, в провинции Исэ, жили родители, то, отправляясь в Канто, они решили на прощание заехать к ним. По пути они встретили похоронную процессию — хоронили их мать. Они были поражены чрезвычайно. Поспешно они присоединились к процессии, провожавшей покойницу до могилы. Тогда же Цунэё послал своего младшего брата Васукэ Цунэнари к Обо-си в Ямасина <Киото> с письмом: "Поскольку я явился в родные места в то время, когда неожиданно скончалась моя мать, то на несколько дней должен остаться здесь. После того, как совершу погребальные обряды, отправлюсь к Вам, в Киото". Затем Кампэй позаботился о своем престарелом отце. Он рассказал ему, что дал клятву: вместе с другими вассалами, вошедшими в союз, выбрав подходящий день прибыть в Канто. "Хочу в ближайшее время пуститься в путь", — сказал он. Отец был в преклонных летах и, потеряв жену, стал совершенно беспомощным. Он сказал: "Твой младший брат Васукэ уже отправился в Канто. Этого вполне достаточно. Хоть ты и стал членом союза мстителей, родителя бросать тоже не годится", — и прибавил: — "лучше оставить тебе это дело". Не изменившись в лице, Кампэй промолчал, перечить не стал, проявив сыновнюю почтительность к отцу. Однако в глубине души он принял иное решение. "Если не послушаюсь отца, нарушу принцип сыновней почтительности. Если пойду против союза верных вассалов, нарушу принцип вассальной преданности. Я из воинского рода, и если не отплачу господину за добро, это будет безнравственным. На меня давят оба долга, и нет у меня другого выхода, как умереть вслед за господином", — так написал обо всем Обоси и в 14 день 1 месяца года Лошади совершил харакири. Узнав об этом, Обоси горько вздохнул и уронил слезу: "Неужели не было способа спасти этого несравненного воина, эту преданную душу? Как печально все это!" — сокрушался Обоси. И вот во время нападения он прикрепил к копью тандзаку со словами: "Хаяно Кампэй пал в бою" и отдал младшему брату <Цунэё> — Васукэ. Тот сразу решил: "Первый сраженный мной враг записывается на счет Цунэё".
Эта гравюра почти монохромна. Цунэё, подобно другим воинам, изображен в боевой позе, с копьем в руках. Однако возникает впечатление, будто фигура тает, постепенно утрачивая цветовую и тоновую насыщенность. Она словно исчезает с поверхности листа. Это хорошо продуманный прием: ведь Цунэё был вынужден совершить самоубийство еще до штурма особняка Моронао, он чисто символически принимает участие в акции и условно включен в число мстителей посредством надписи на тандзаку, прикрепленной к копью Хаяно Васукэ Цунэнари (см. Лист 35).
48.Каида Ядаэмон Томонобу с мечом в руке защищается от стрел с помощью кото (музыкального инструмента) в шелковом чехле.
Каида Ядаэмон служил кастеляном [кура-бугё], был человеком честным, превосходно владел искусством фехтования и боя на копьях. После падения дома Ако, находясь в Ямасина, встал под начало Обоси. Скитался, разыскивая шпионов Коно, и выследил одного подозрительного, который, принимая разные обличья, наблюдал за Обоси. Томонобу сообщил ему об этом, и тогда Обоси стал вести рассеянную, беспутную жизнь, сделал вид, что погряз в разврате. Обоси принял на хранение от верных вассалов, вошедших в союз, их письменные клятвы и передал — все 581 — Ядаэмону, рассказав ему по секрету, что пока месть откладывается. Члены союза и сомневались, и негодовали, но ни один из них не постиг сокровенных мыслей Обоси. Некоторые вассалы изменили клятве и отправились в другие провинции, те же, чья преданность оставалась подобной металлу, выступили в Канто. По мере того, как беспутство Обоси усугублялось, число шпионов Моронао <вокруг> постепенно сокращалось. Но вассалы в один голос обвинили его в трусости и утверждали, что он предал. А это был хитроумный план Обоси, с помощью которого враги на время были введены в заблуждение.
Томонобу защищается от стрел, выставив перед собой в качестве щита футляр для кото, обернутый зеленым шелком. Кото — струнный музыкальный инструмент, напоминающий гусли.
1. Разные источники называют разное число вассалов, пожелавших войти в союз мстителей. Чаще просто указывают на то, что сначала их было больше, чем впоследствии, когда многие по разным причинам отказались от участия в заговоре.
49.Миура Дзироэмон Камэцукэ, вытянув вперед руку с мечом, падает на корзину с углем.
Камэцукэ был поваром и отвечал за продовольствие; он занимал невысокое положение как самурай, но был честным, искренним и верным своему долгу. Он денно и нощно следил за удовлетворением потребностей своего господина, связанных с питанием, и никто не мог бы сравниться с ним в этом деле. Если пища – будь то рыба птица или овощи – слишком долго хранилась, он не использовал ее. Он говорил: «Человеческая жизнь зависит от пищи. Продолжительность жизни зависит, прежде всего, от правильного хранения пищи». Рискуя получить порицание, он не подавал на стол даже любимых яств господина, если не мог получить их свежими. Господин ценил его честность и целостность натуры и относился к нему с любовью и привязанностью. Впоследствии, после падения Ако, Камэцукэ от всего сердца принял присягу Обоси. Пожтому он вел разведку в районе усадьбы врага в Канто и сообщал о своих наблюдениях вассалам в Киото, побуждая Обоси к передвижениям. Позднее он состоял на службе при Обоси в качестве помощника в доме, который они снимали в Кокутёо, и принимал участие в славном наступлении. Он был поистине верным человеком.
50.Ёсида Тюдзаэмон Канэсукэ, сидящий на складном стуле, подает веером сигнал к наступлению.
Ёсида Канэсукэ был приближенным потомственным вассалом клана Ако. Постиг все тайны и секреты воинского искусства. В особенности был сведущ в тактике школы Ямагарю. Он не только обучал новобранцев военному делу, но и предавался „ветру и потоку" (1), имел склонность к сочинению стихов вака.
Вместе с Обоси он стал во главе заговора об отмщении и был назначен одним из предводителей. В первый же месяц года Лошади Обоси отдал приказ Канэсукэ, чтобы он в качестве его заместителя отправился в Канто. Канэсукэ согласился, тогда Обоси сказал ему: „Помыслы мои не изменились, они те же, что и в письменной клятве молодому господину Бара (2). Однако я должен действовать, притворяясь безумным. Это следует хорошенько понять".
Найдя подходящий повод, Канэсукэ срочно разослал циркуляр вассалам, живущим в различных провинциях. Там было сказано, что в 19-й день 2-го месяца следует посетить храм Дзуйкоин (3) в квартале Мурасаки-но Дандземати в Киото. Там находилась надгробная плита господина.
Хара Гоэмон (4), Каида Ядаэмон и Онодэра Дзюнай5 встречали прибывших воинов и радушно угощали их. Обратившись к воинам, Обоси сказал так: „На время я вынужден отложить свое отправление в Канто. На этот раз моим представителем отправится туда Ёсида Канэсукэ. Доверяю ему управление всеми делами вместо себя. Наш договор остается в силе, так что каждый должен это уяснить себе. А теперь приглашаю всех, на прощанье хорошенько выпьем". Всем это пришлось по душе, и пировали они до глубокой ночи. На следующий день Тадаэмон вместе с Сикамацу Канроку и Тэраока Хэйэмоном выехали из столицы. Когда они достигли Аусака-но сэки — Заставы Встреч, он для собственного удовольствия сложил <стихи>:
Сложил так и направился в Камакура, обозревая дорогой знаменитые виды и исторические памятники. Под именем Тагути Иссин он остановился в гостинице в квартале Кодзимати.
Во время нападения руководил взятием задних ворот. Был героем, сочетавшим ученость и мастерство воина.
Подобно Обоси Юраносукэ (см. Лист 1), Канэсукэ изображен здесь как военачальник: сложенным веером оги он подает знак к наступлению. Во время штурма Канэсукэ возглавлял отряд, атаковавший задние ворота особняка Моронао. Лист снабжен следующим текстом от издателя: “Издатель, почтительно склонившись, докладывает: „Биографии преданных вассалов" стали печататься в 7 месяце года Овна (1847). Они вошли в моду и получили высокую оценку. В 14 день 12 месяца того же года были завершены. Искренне желаю, чтобы продолжение этих биографий горожане встретили благосклонно. Это было бы великим счастьем для издателя”. Подпись художника гласит: „Написал Итиюсай Куниёси, начавший серию портретов преданных вассалов в первую декаду 7 месяца и закончивший ее в 14 день 12 месяца".
1. „...предавался „ветру и потоку" — см. Лист 14, прим. 1.
2. Молодой господин Бара — сын погибшего господина, главы клана.
3. Дзуйкоин в Киото — по всей вероятности, речь идет о Дзуйсинъин — монастыре школы Сингон района Ямасина в Киото. По преданию, монастырь был основан в 991 г.
4. Хара Гоэмон — ему посвящен Лист 46 серии
5. Каида Ядаэмон и Онодэра Дзюнай — см. листы 48 и 30 соответственно.
21. . Урамацу Хандаю Таканао сбит с ног тяжестью засыпанной снегом ветки, которую сам же срубил невзначай, разминки ради.
Урамацу Таканао был наследником Кихэя (см, Лист 42). Был несравненным по силе воином, ростом 6 сяку (2), мужественным и бесстрашным. Отец его Хидэнао постригся в монахи и принял монашеское имя Рюэн. Его жена и дети поселились в Хаттёбори, а потом переехали в главную ставку. Таканао стал жить в районе Сиба в квартале Гэнсукэтё и вместе с Найто Дзюродзаэмоном нанялся на поденную работу, чтобы заработать себе на жизнь. Найто было вымышленным именем Исогая. В то же время Таканао попросил точильщика Тадзаэмона достать ему меч. В первую декаду 12 месяца он отправился забрать его. Качество работы было исключительно высоким, и с большой радостью он передал точильщику деньги и сверх того преподнес еще один бу (3) золота. "Вскоре можно отправляться в родные места", — сказал он, и Тадзаэмон, со своей стороны, выставил вино и закуски. Пока они угощались, Таканао захмелел и обратился к хозяину со словами: "Хочу попробовать остроту этого меча. На чем бы?" Тадзаэмон был человек горячий и ответил: "Говорят, что этот меч может разрубить даже столб, поддерживающий навес. Можете попробовать, не пожалеете". И тут Таканао с криком "Я-а-а!" наискось рубанул столб, держащий навес. Меч был выкован Окифунэ Сукэсада, мастерство же Таканао было велико, и под его ударом столб был разрублен так же красиво, как разрубают редьку в школе фехтования Синкагэрю (4). Даже хозяин невольно воскликнул: "Вот это мастер!"
Вскоре распространился слух о ночной атаке преданных вассалов, и Тадзаэмону поведали о подвигах Таканао. Тогда он стал рассказывать всем про эпизод со столбом, на который многие люди приходили взглянуть. В ночь атаки при входе и сад Таканао скрестил мечи с Касахара Тёсити (5) и сразил его.
Как-то раз он во время тренировки срубил невзначай ветку сосны. Большая ветка вместе с толстым слоем снега, лежащим на ней, свалилась на него, и он от неожиданности шлепнулся навзничь, так что самому смешно стало: об этом он потом рассказывал "преданным вассалам".
2. Ростом 6 сяку — то есть 181,8 см.
3. Один бу в период Эдо равнялся одной четверти золотого рё.
4. Синкагэрю — школа фехтования, существовавшая в период Сэнгоку-дзидай (1477—1573), основанная Камиидзуми Хидэцуна (7-1577). Одним из упражнений в этой школе было разрубание мечом редьки большого размера — дайкон — одним ударом.
5. Касахара — один из воинов Кира Ёсинака.
22.Токуда Садаэмон Юкитака в соломенной накидке, завязывающий тесемки на соломенной шляпе.
Токуда Юкитака был прекрасным пловцом. С добытой в бою головой Кира Моронао он дошел до моста Рёгоку-баси, и тут гонец предупредил, что впереди – карательный отряд клана Уэсуми. Тогда Катаока Дэнгоэмон, Сэндзаки Ягоро и Токуда Садаэмон взяв с собой голову Моронао, сели в заранее приготовленную лодку и поспешно направились к монастырю Сэнгакудзи. Оставшиеся 40 с лишним вассалов – доблестные герои – были едины в решимости принять неминуемую смерть, но не упустить. Ненадолго они остановились у ворот храма. Никооин, однако монахи не решились впустить их. Тем временем карательный отряд надвигался. Тогда воины построились и спокойно, не нарушая рядов, переправились через реку и, достигнув местности Цукидзи, поспешили в монастырь Сэнгакудзи в районе Сиба.
+ 1823. Орибэ Яхэй Канамару, согнувшись, держит в руках копье и шлем.
Орибэ Канамару в год мести было 78 лет, но он был полон кипучей энергии, так что и людям в расцвете сил за ним было не угнаться. Издавна он приобрел глубокие знания в воинских искусствах, был сведущ также в военной науке школы Ямамото, отличался бесстрашием. В женихи своей единственной дочери он выбрал Ясубэя, боевое искусство которого он оценил, узнав о кровной мести на скаковом поле Такадо-но баба, - до такой степени он ставил высоко мужество и доблесть. Там братья Исии в Камэяма провинции Исэ сразили врага своего отца – Акабори Мидзуэмона. Новость эта Яхэя чрезвычайно обрадовала, и при всяком удобном случае он рассказывал про кровную месть своего зятя Ясубэя в Такада и хвалил поступок братьев в Камэяма. Нежданно-негаданно в том же году дом господина распался. Ярость Яхэя была безгранична, и он примкнул к Обоси. С нетерпением ожидал он дня отмщения. Издавна он мастерски владел копьем. В ночь мести воинственный клич старца поверг всех в изумление. Зять Ясубэй рубился сам и усердно помогал Яхэю. Зять и тесть вместе уложили множество врагов После того как они отплатили недругу господина, им были предъявлены обвинения, и они были осуждены на смерть. И тогда дочь его Канадзё, ради вечного покоя душ отца и мужа, в 1 лет надела черные монашеские одежды, приняв монашеское имя Мёкай, и поселилась напротив храма Рокуамида в Камэйдо, а потом сплела хижину рядом с монастырем Сэнгакудзи. Говорят, что она скончалась 93 года от роду.
На штандарте, прикрепленном к копью Яхэя, написано стихотворение:
Долгую прожил жизнь, Я не совершил ничего – Думалось мне не раз. Но то, что сделал сегодня, - Счастье всей моей жизни.
24. Киура Окаэмон Садаюки делает выпад, двумя руками сжимая рукоять меча.
Киура Садаюки был верным потомственным вассалом рода Ако. В каллиграфии был искусен, в воинской науке – хорошо осведомлен. Был высокого роста и крепкого сложения. Во время ночного нападения на особняк Коно действовал потрясающе. Он сражался, не выбирая противника, подобно разъяренному тигру, с мощью, способной расколоть гору, рубился так, что искры летели. И вот, когда у него пересохло в горле и дыхание стало прерывистым, он заметил забившегося в угол дрожащего монаха – мстера чайной церемонии. Взглянув на него свысока, он сказал: «Эй ты! Быстро неси сюда воды или кипятка – все равно, если хочешь спасти свою жизнь». Монах попытался встать, но ноги его не держали. Он только все время указывал в одну ту же сторону, а Садаюки, рассмеявшись, вышиб ногой двойную перегородку фукусума, и перед ним открылась чайная комната. Там был поставлен дайсу, а на очаге грелась вода. Он вдоволь напился, схватил за шиворот того монаха и сказал: «Вели меня в покои хозяина!». Только он двинулся вперед, как откуда ни возьмись, выскочил какой-то громила, который, воскликнув: «Внутрь не пущу!» - преградил путь. «Препятствий не чини!» - вскричал Садаюки и одним стремительным ударом разрубил его голову от пряди на виске до подбородка. Тот упал, обливаясь кровью. Даже не обернувшись, Садаюки вступил во внутренние покои, продолжая сражаться.
На нарукавных знаках у него были написаны китайское стихи:
Душа моя в холодном облаке движется к Восточному морю. В этом мире тлена и суеты жизнь оправдана лишь преданностью. Сколько лет тащился по жизни, созерцая цветы, вкушая вино! Время настало! – Ветер, иней и снег на заре.
Знал я и прежде: Встав на путь воина, Встречусь, по воле Будд, С такой судьбой!
Киура Садаюки.
25.Кацута Синэмон Такэтака с фонарем в руке, обнаруживши следующую за ним комнатную собачку
Такэтака был сильным и бесстрашным человеком. Как обезьяна, он стремительно вскарабкался по лестнице на крышу у задних ворот и посмотрел вниз на дом Коно, отчетливо видимый при полной луне. Было светло, как днем, а на небе не было ни облачка. Под выпавшим снегом все внизу сверкало, словно зеркало. Но он не долго любовался зрелищем. «Пора», - сказал он самому себе и спрыгнул вниз. Он увидел, что ворота надежно заперты, а их надо было открыть. «Бейте по воротам!» - крикнул он, и атакующие ударили по воротам 150-фунтовым тараном и проломили створки. Затем топорами изрубили перемычки и ворвались внутрь. Напуганный шумом, страж ворот полуодетый выбежал наружу, и Такэтака поступил с ним, как следовало поступить. Вопли, грохот и топот ворвавшихся через задние ворота людей наполнили весь дом громоподобным шумом. Охваченные паникой обитатели дома в одном белье носились взад-вперед, где-то визжал младенец, и вопила его нянька. Кто-то искал спасения под верандой. Атакующие ничего этого не замечали, они сражались с теми, кто оказывал им сопротивление. Воздух наполнился звоном мечей. Такжтака добрался до помещения, которое, видимо, было комнатой Сакёэ-но сукэ Мороясу, сына Моронао. Здесь он увидел кованый сундук, прочую мебель и постельное белье, разбросанное в беспорядке: хозяин явно покидал это жилище с большой поспешностью. На столике валялись кисть и тушечница. Синэмон взял кисть и на панели скользящей двери начертал следующие презрительные слова: «Ронин Ако нанес визит своим уважаемым врагам и был весьма разочарован, что милорда Сакэё не оказалось дома». Затем он вошел в апартаменты Моронао.
Такэбаяси Такасигэ происходил из семейства старых вассалов и, по некоторым сведениям, был дальним потомком Бу Рин Рю, которого взял в плен Окуно Сёган во время корейского вторжения. Его мать служила кормилицей Такасада, так что он был молочным братом своего господина. Он потерял отца, Садаэмона, умершего от болезни, и остался с матерью, которой был очень предан и всегда о ней заботился. Когда пал клан Ако, он покинул своего хозяина и временно поселился в Киото, участвовал вместе с Обоси в планировании мести. Когда он сообщим матери, что подписал договор о мщении, он высказала большую радость и стала готовить его к поездке. Она рассказала ему о тайных знаках, которые ей явятся в случае их победы. Затем ночью в канун планируемого отъезда она покончила жизнь самоубийством. Свою прощальную записку она завершила стихами:
Когда меня не станет, Вспомни обо мне, Взглянув на сливу На моем рукаве, Сияющую сквозь пелену слез, Как луна на пасмурном небе.
Это случилось 15 марта. Ей шел 72 год жизни. Ее смерть еще больше ожесточила сына, который теперь кипел желанием уничтожить не только врагов своего повелителя, но и врагов своей матери. О случившемся он сообщил Обоси и с налившимися кровью глазами сообщил, что срочно поедет в Киото.
Тридцать три года мне снилось, И снится сейчас, что я умру Во имя долга, Оба родителя ждут меня в мире мертвых. Долг, честь, добродетель, мечта: Все это там не имеет смысла.
Какая удача: Увидеть на пути к горе смерти Вишневые деревья в цвету!
27. Курахаси Дзэнсукэ Такэюки с сорванным со стены свитком, висящим на лезвии меча.
Курахаси Такэюки отличался воинственностью, с детства был вспыльчив. Во время вторжения в дом Коно сражался неистово. Еще раньше вместе с братьями Ядзама получил от десятника плотников Ясуэмона строительный план особняка Коно и знал, что в доме есть различные тайные устройства. Он ворвался в покои Моронао, но тот быстро убежал и Такэюки оказался перед пустой постелью. Постель была еще теплая, значит, Моронао не успел далеко уйти. Когда он, сорвав свиток в токонома (стенная ниша, предназначенная для вазы с цветами или живописного свитка), ощупывал стену, то привел в действие потайной механизм, открывающий выход из гостиной в сад. С криком «Попался!» Такэюки выскочил в лазейку – Моронао нигде не было. Поразмыслив, он решил, что тот, должно быть, во флигеле дзобэй в конце сада. Тогда Ядзама, Сэндзаки и Ядзама Такэбаяси окружили флигель и обрушили на него ливень стрел из малых луков. Не в силах сопротивляться, из дзобэя вышли двое. Тут выступил вперед Такэюки и завязал с ними бой.
28. Аихара Эсукэ Мунэфуса, перепрыгивающий через ширму.
От рождения Мунэфуса слыл честным, немногословным, деликатным. Превосходно знал счет и письмо. Служил казначеем канэбугё. С детства совершенствовался в воинских искусствах, превосходно владел луком.
Он был преданным вассалом с волей твердой, как металл, и хотя дом Ако и рассеялся, он разделил намерения Обоси. Он поселился в окрестностях Ямасина. Когда же приступили к осуществлению мести, вместе с Ёсио он отправился в область Канто, поселился поблизости от особняка неприятеля и стал продавать вразнос резаный табак. Слуге Конно (1) он продавал его особенно дешево, наблюдая при этом за положением дел в доме Коно.
Уже перед тем, как они собирались осуществить свой замысел, на родине, в деревне Ономура провинции Харима, его сестра вышла замуж, и поэтому к прощальному письму ей он присоединил такие строки:
Когда в ночи затоскуешь, Глядя На выпавший снег, Вспомни о следах этих Кисти и туши.
Так написал и отправил письмо. В ночь вторжения жестоко рубился и многих врагов сразил. Во время следствия над каждым из участников, которое велось в родовом храме бодайсё (2). он экспромтом сочинил следующие стихи:
Придет ли весна? — Не знаю... Но только время летит, И падают Мои седые волосы.
Был изящен и мягкосердечен. От известного ничтожества Ояма Оно, который, в страхе за свою жизнь, хитростью избежал смерти и мучился весь остаток жизни, он <Мунэфуса> отличается, как жемчужина отличается от мусора. Без преувеличения, он — образец преданности.
Мунэфуса, сбив на бегу ширму, с поднятым над головой мечом устремился вперед. Обстановка указывает на то, что Мунэфуса вторгся на женскую половину особняка. Вокруг в беспорядке разбросаны бумажные носовые платки ханагами, женские курительные трубки и т. д.
1. Коно — хозяин особняка Коно Моронао.
2. Бодайсё — храм или монастырь, при котором находятся могилы нескольких поколений предков, родовое кладбище. Речь идет, по всей видимости, о монастыре Сэнгакудзи.
29. Томимори Сукээмон Масаката замахивается мечом, в то время как в него летит жаровня с углями.
В то время, когда распался клан Ако, Томимори Масаката, поручив жене своего годовалого сына Тёдзабуро, отправился в Осака. Однако средств к существованию у него не было, и он поселился у Обоси, который жил в Яма-сина в Киото, и вместе они замышляли создание тайного союза мстителей.
Томимори всегда был глубоко почтительным по отношению к родителям. А его мать испытывала чувство глубокой благодарности к господину: когда она вступала в брак, он был сватом жениха – вел переговоры с ее отцом Сукэносином. Мать была уведомлена о готовящихся событиях и сказала: «Если во время кровной мести накинешь на себя мою одежду и в ней достигнешь своей цели, то мне даже в мире ином будет радостно». Сказав так, она подарила ему на прощание косодэ (нижнее белое кимоно с глухим воротом и узкими рукавами), которое он надел прямо на тело.
И вот, наконец, настала ночь нападения. Этой ночью выпал снег. Луна 14-го дня на ясном небе освещала все вокруг. Было похоже, что на улице белый день. Когда разбили криптомериевые ворота главного входа, раздался громкий голос: «Слуги Энъя Хангана для отмщения за господина по собственной воле пришли сюда за головой Моронао». «Готовы», - был ответ. Не медля ни минуты, с боевым кличем (вассалы) ринулись в бой. В темноте нельзя было разобрать, где свои, а где враги, и вассалы полагались на пароль – «гора», отзыв – «река». Тут кто-то применил уловку «разбрасывание искр», сбив стоящую рядом жаровню хибати. Пепел, искры, уголья разлетелись, попадая в нос и глаза. Враги не были защищены боевым снаряжением и растерялись, утратив ориентацию. И тогда Томимори, одетый в доспехи и шлем, зарубил двоих на месте и, продолжая сражаться, расчищал себе дорогу во внутренние покои.
Такая уловка со сбиванием хибати известна как прием монаха по имени Судзуки Сётику.
Первоначально Таканори был вассалом дома Фурута. Звался он Усиода Мондо. <3атем> он порвал отношения с главой этого дома и стал вассалом дома Ако. Превосходно владел воинскими искусствами, в особенности прославился как мастер боя на копьях.
Во время ночного сражения он забросил веревку с крюком на задние ворота, взлетел на них как птица, снял засовы и открыл ворота. Затем Таканори с мыслью: "Никому не дам себя превзойти" — врубился в ряды неприятеля. Сражаясь со всяким, кто попадется под руку, метался из одного помещения в другое, ища покои Моронао. Но тут ему навстречу, сверкнув мечом, выпрыгнул воин с криком: "Здесь Симидзу Ицугаку!" Когда Симидзу, нацелившись в затылок Таканори, хотел сразить его внезапным ударом, Таканори молниеносно уклонился влево, блокировал удар и нанес ответный. Удар был верен, однако и Симидзу, применив отработанный прием, подался назад, слегка придержал копье и сделал выпад вперед. Они перехватили поудобнее каждый свое оружие и сошлись вновь. Обмениваясь ударами, они даже не запыхались и долго еще с воинственным кличем яростно сражались, подобно тигру и дракону. Удары следовали один за другим с немыслимой быстротой, о которой говорят: "боги являются, а демоны исчезают". Исход их виртуозной схватки еще не был ясен. И тут стремительно ворвался Миура Дзиродзаэмон (Лист 49). Выставив копье, он напал на Симидзу с фланга. Конечно, противостоять двум мужественным воинам Ицугаку было трудно. Как только силы врага истощились, Таканори тут же вонзил ему в горло копье. Когда он его выдернул обратно, Ицугаку рухнул, и вместе с копьем из раны вырвалась фонтаном кровь, в которой захлебнулся его вопль. Двое же победителей, даже не удостоив труп взглядом, ринулись во внутренние помещения особняка.
Таканори затягивает обшлаг кольчуги, готовясь к очередному поединку. Меч его воткнут в землю
31. Хаями Содзаэмон Мицутака, пьющий воду из металлического чайника.
Когда произошло несчастье с домом господина, Хаями Мицутака находился на службе в Камакура. Для того, чтобы сообщить эту новость в главную ставку клана Ако, он проскакал расстояние в 170 ри (1) за четыре с половиной дня. <Подобное удалось некогда лишь Дай Цзуну, князю Шэнсин из „Речных заводей" (2), который преодолел путь в 800 ри, загнав четырех превосходных скакунов.> Обоси Ёсио похвалил его, а, кроме того, чрезвычайно сокрушался <по поводу происшедшего с господином>.
Сразу же Мицутака приступил к службе в замке Сэки, циркуляром оповестил все семейства клана о случившемся и, дожидаясь дополнительных известий о событиях, принял участие в обсуждении <ситуации>. Однако трусы, дрожавшие за свою жизнь, не присоединились к тем, кто решил, затворившись в замке, умереть вслед за господином. Было немало и таких, которые, присоединившись к Оно Кудаю (3) из-за своей алчности, нарушили принцип вассальной преданности. Поэтому Ёсио очень тщательно отбирал только преданных мужей, воля которых была подобна металлу. Постепенно союз их окреп, и, в конце концов, они осуществили свое сокровенное желание: водрузили голову Моронао на могилу погибшего, чем на веки вечные прославили свои имена. В ночном сражении Хаями Мицутака был неподражаем. Когда они отступили в монастырь Сэнгакудзи, прошел слух о том, что надвигается карательный отряд Уэсуми. Тогда они распределили людей и подготовились к смерти на поле боя. Но тут Мицутака вышел за ворота монастыря и отдал приказ монастырской страже разогнать глазеющую толпу, сгрести выпавший снег и сложить его кучами. Чтобы затруднить передвижение по этой территории, он устроил из снега восемь укрепленных позиций. И снова Обоси похвалил его за сообразительность.
Тисуйкафуу куу-но нака ёри идаси ми-но горин ни каэру кёо-но омоидэ Человек — комбинация пяти элементов: Земли, воды, огня, воздуха и пустоты. Они его порождают. К ним же он возвращается, — Вспомнилось мне сегодня.
Мицутака
1. Ри — мера длины, равная 3927 м.
2. „Речные заводи" — китайский роман „Шуйху чжуань" (по-японски „Суйкодэн"), посвященный событиям времен династии Сун — действиям „благородных разбойников" под предводительством Сун Цзяна. Авторство романа приписывается Ши Найаню (середина 14 века). В Японии роман пользовался огромной популярностью, возраставшей начиная с середины 18 века. Персонажи романа были знакомы каждому жителю Эдо по переводам, дайджестам и гравюрам самого Куниёси на эту тему (1828). Герои „Шуйху чжуань" воплотились в таких неожиданных видах творчества, как росписи дверных занавесей норэн и татуировка.
3. Оно Кудаю — второй советник Энъя Хангана. После гибели главы клана, когда обсуждался вопрос о коллективном самоубийстве „вслед за господином", Кудаю резко высказался против и покинул замок Ако. Более он в делах бывших вассалов не участвовал, войти в число заговорщиков отказался. В пьесе и в исторической беллетристике Кудаю описан как изменник, предавший своего покойного господина. Однако вина его заключалась только в том, что после смерти Хангана он выбрал собственный путь: отправился в Исобэ, где учительствовал в школе, пользовался уважением односельчан и дожил до восьмидесяти лет. Печальная репутация сопутствовала и его сыну — Оно Садакуро, последовавшему за отцом. Молва приписывала ему еще более серьезные грехи: его считали даже грабителем с большой дороги. В одном из эпизодов пьесы о 47 ронинах описывается, как Садакуро убивает и грабит Ёитибэя (отца Хаяно Кампэя — одного из „преданных вассалов"), который продал свою дочь в чайный дом, чтобы получить деньги на памятник погибшему господину. Это — вымышленный эпизод, соответствующий, впрочем, общепринятой трактовке образов отца и сына Оно: оба они выступают как отрицательные персонажи, оттеняющие высокодобродетельного Обоси и его верных сподвижников.
32. Онодэра Тоэмон Хидэтомэ затягивает шнурок своей сандалии, поставив ногу на опрокинутый столик для игры в го.
Хидэтомэ был приемным сыном Онодэра Хидэкадзу. Он пришел в дом Онодэра из другого клана и только занял положение приемного сына, как через малое время лишился и своего статуса наследника, и годового дохода. И все же, разделяя стремления своего приемного отца, он остался верен своему прежнему господину. Отец и сын вместе примкнули к заговору Обоси. Они переехали в область Канто. Стремясь отплатить врагу их умершего господина, они приняли облик торговцев и следили за Коно, выискивая его уязвимые места. Претерпев бесконечные невзгоды и лишения, в конце концов, они достигли заветной цели. Слава о них как о преданных вассалах останется в веках.
Был разработан план, по которому в 14-й день 12-го месяца 15 года эры Гэнроку все верные вассалы собрались в трех пунктах, и той же ночью в часы стражи Крысы, выступили для осуществления мести. По обычаю, на кануне сражения они выпили на прощание и закусили сушеными каштанами и мелкими сушеными анчоусами. «Пусть нам повезет, добудем голову врага, стяжаем славу!» - такой они провозгласили тост. Разделав утку, они сами, добавив овощи, сварили из нее суп, угощались лапшой соба, радушно подливая друг другу сакэ. Затем легли спать. Вскоре подошло время, и все они, надев форму пожарных – кольчугу, нарукавники и наколенники, - в приподнятом настроении выступили. Выглядели они очень мужественно.
Если голова ясная, то ноги крепки и все дела удаются! Господина можно уподобить голове, вассалов – рукам и ногам. Если правитель просвещен, то и подданные благонравны. Если господин мудр и добродетелен, его вассалы преданы.
Ах, все надежно! Ранним утром сегодня Не найти особенных слов, Скажу лишь: «За господина!» - И стану росой Эфемерной.
33.Тиба Сабурохэй Мицутада стоит, держа в руках шлем с капюшоном и копье.
Тиба Мицутада был потомственным вассалом Ако, занимал положение приближенного советника у Такасада. Время от времени он давал советы своему господину, был свято предан ему. Однако он был ложно обвинен Оно и его приспешники в вероломстве, навлек на себя немилость господина и пустился в скитания. Мать, жену и ребенка он отправил на родину – в провинцию Иё. Затем погрузил в лодку имущество и уже собирался последовать за ними, как получил известие о трагедии в Камакура и, отложив все дела, остался в Ако. Он рассказал Обоси Юраносукэ о своем сокровенном желании примкнуть к тем, кто, затворившись в замке уйдет из жизни вслед за господином. Хотя Юраносукэ его одобрил, но сказал: «Воистину твоя преданность достойна восхищения. И все же, раз уж ты стал ронином, оставь мысли об этом предприятии», и в число давших клятву его не включил. Однако при этом посвятил Мицутада в свои планы и отправил на родину.
И вот Мицутада поручил свою мать и жену вместе с единственным сыном Фудзиносукэ своему дяде, жившему в деревне Тацукава-мура в провинции Иё, а сам отправился в Канто. Там он поселился в квартале Кодзимати на улице Ёнтомё под именем Хаара Сансукэ. Поселившийся с ним Ядзама Кихэй также изменил свое имя и стал прозываться Сомахара Китай. Вместе они зарабатывали на жизнь в качестве военных наставников.
Мицутада превосходно владел искусством стрельбы из лука по правилам школы Хэкирю, а потому в ночь нападения был поставлен третьим номером в отряде, штурмовавшим задние ворота особняка Моронао. Многих врагов поразили его стрелы. Хотя Фува Масатанэ и Тиба Мицудата уже оба были ронинами до момента падения клана Ако, но в благодарность господину за прежние милости пожертвовали жизнью, чтобы уничтожить его врага. Они были преданными и верными вассалами. В этом мире такие редко встречаются.
34. Обоси Сэйдзаэмон Нобукиё с мечом в руках преследует убегающего врага.
Обоси Нобукиё был двоюродным братом Юраносукэ (1). В клане боковой ветви рода занимал должность эксперта по оружию <буки аратамэ яку>. Ему было положено жалованье в 200 коку (2) риса. Обоси Магосабуро и Кондо Гэндзиро также были солидарны с Юраносукэ и примкнули к заговору. Однако по некоторым обстоятельствам во время нападения они остались в столице (3) и не оказались в рядах преданных вассалов. Нобукиё был молодым воином, сведущим в воинских искусствах и полным кипучей энергии.
Отправление Ёсио в Канто все откладывалось, он истомился ожиданием и сильно возмущался. То и дело он напоминал двум воинам — Хара и Ёсида (4) — о нападении. Час отмщения приближался. За четыре-пять дней до него Нобукиё, исполненный мужества, в одиночку приехал в особняк Орибэ, который был главной ставкой. Тщательно осмотрев заранее приготовленные лук, стрелы, копье, алебарду и другое необходимое оружие, он с таким нетерпением ожидал назначенного времени, что в ночь 14 дня перед часом нападения не мог спать. Сражался он мужественно. При взятии задних ворот он стоял четвертым номером, однако, сразившись со множеством врагов, не нашел среди них равного своей львиной мощи. И тут, назвав себя, вступил в бой Суто Сэнъэмон — управляющий <ёнин> Коно Ухэя Мороясу (5). Нобукиё, поняв, кто перед ним, выхватил меч и с боевым кличем ринулся на врага. Однако Суто также был сведущ в воинских искусствах, поэтому, сверкнув мечом, сумел отпрыгнуть. Они бились, демонстрируя сверхъестественно стремительные приемы <о таких говорят: "боги появляются, демоны исчезают">, но при этом дыхание у них даже не участилось. Вдруг искра, отлетевшая от меча Нобукиё, ослепила Суто, и тот стал махать мечом беспорядочно. Нобукиё тут же воспользовался этим и разрубил его от плеча до поясницы. Кровь хлынула фонтаном, и Суто, не успев даже вскрикнуть, скончался. Тогда, не удостоив его взглядом, Нобукиё молниеносно вбежал во внутренние покои.
Нобукиё с мечом в руках преследует убегающего врага. На земле лежит меч, брошенный противником, а навстречу Нобукиё летит его головная повязка хатимаки, свалившаяся во время бегства.
1. Юраносукэ — глава союза мстителей (см. Лист 1).
2. 200 коку риса соответствует 30000 килограммов риса.
3. Имеется в виду настоящая столица Японии Киото, резиденция императора (с 1185 г.). А описываемые события происходили в Восточной столице (Эдо), которая была в 17—19 вв. ставкой сегуна.
4. Хара и Есида — „преданные вассалы", соответственно, Лист 46 и Лист 6
5. Коно Ухэй Мороясу — сын хозяина особняка Коно Моронао.
Сугэноя Масатоси был приемным сыном Хамбэя Масакацу и с младенчества воспитывался как его наследник. С рождения выделялся красотой, состоял на службе у Такасады в качестве пажа-косё. Его приемная мать рано умерла. Хамбэй взял другую жену, которая была очень молода, совсем ребенок. Эта супруга оказалась развратна, стала подбивать Саннодзё на распутство. Он пришел в крайнее негодование. «С давних пор по отношению к приемным отцу и матери я был даже более почтителен, чем к настоящим родителям, и вот теперь мачеха питает безнравственные замыслы!» - такие горькие мысли о будущем все больше и больше одолевали его. С мачехой он вел себя строго, и тогда она воспылала к Саннодзё злобой из-за своей неудовлетворенной страсти, донесла на него, оговорив перед Хамбэем во всевозможных преступлениях. Об этом деле было доложено его господину – Такасаде. Сочтя ситуацию щекотливой, он втайне дал Саннодзё денег на дорогу и, назначив его своим представителем, потихоньку отправил в паломничество к богам и Буддам страны. Он приказал ему возвращаться на родину, в особняк Куроясики города Нанива. Когда с господином случилось несчастье, Масатоси прямо из Нанивы поскакал в Ако и вступил в союз. Поскольку о милостях погибшего господина он не забывал ни на минуту, то решимость его была тверже метала. Времени отмщения он ждал с нетерпением. В ночь вторжения в Коно перед наступлением от радости не мог спать. Он был полон мужества и ни во что не ставил свою жизнь. И это потому, что издавна господин отличал своего вассала и дарил его любовью. У истинного господина и вассал настоящий. Так оно и было в этом случае.
36.Орибэ Ясубэй Такэцунэ, держащий в руках ночную одежду Моронао.
Такэцунэ был третьим сыном Одзава Тадаэмона — деревенского самурая, проживавшего в селении Одзава, в местечке Такада, провинции Этиго. Детское имя его — Таданосукэ. Ростом был высок, очень силен и отважен, сведущ в воинских искусствах. Состоял на службе в клане Исогути, но для совершенствования мастерства в ратном деле стал ронином, объездил всю страну. Он прослышал о том, что Хигути Дзюродзаэмон, житель деревни Манива-мура, уезда Гумба, провинции Кодзукэ — превосходный мастер фехтования, основатель <бисо> стиля Нэнрю (1). Тогда Ясубэй стал его учеником. Постигнув секреты мастерства этой школы, он поселился в квартале Утагава-тё района Сиба города Эдо. В это время его дядя Одзава Садасити поссорился с Такамори Гумбэем и Такамори Санъя из того же, что и он, клана. Садасити был зарублен. Мстя за дядю, Ясубэй прикончил одного на месте, затем расправился и с другими. А когда в Такада-но баба (2) Сугэно Рокуродзаэмон один сражался против Мураками Масадзаэмона, его брата Сабуро Уэмона и еще тринадцати учеников наставника фехтования Цукава Икими, Ясубэй, не утерпев, пришел на помощь <Сугэно> и зарубил всех без исключения. Всех восхитил его ратный труд. В это время его видел Орибэ Яхэй (3), похвалил его мощь, отвагу и героизм и усиленно стал звать Ясубэя к себе в зятья. Он справил его свадьбу, и таким образом Ясубэй вошел в клан Энъя. Вскоре дом господина пал. Однако благодаря преданности и верности своего приемного отца Яхэя Ясубэй был принят в союз преданных вассалов и участвовал в нападении на врага — Моронао. Он был мужественным воином, равного которому нет ни в древности, ни в наши дни. В квартале Утагава-тё еще и теперь существует вывеска с именем Канэясу Югэн (4).
Поскольку места на бумаге не хватает, то здесь рассказ о его ратных подвигах во время ночной битвы опускается. Тем не менее, о его мужестве и достоинстве должно быть известно всем.
Такэцунэ изображен в спальне Моронао держащим в руках его ночную одежду. Особенно хорошо виден поясной набор самурая — сагэмоно, в данном случае состоящий из инро — многочастной коробочки для лекарств или парфюмерии (слева) и хиутибукуро — мешочка для кремня и огнива. Оба предмета крепятся к нэцкэ в форме тыквы-горлянки.
1. Нэнрю — одна из школ (стилей) фехтования, основанная Нэнъами Дзион (Сома Ёсимото) в период Муромати (1333—1573).
2. Такада-но баба — местность на севере Эдо, где находилась площадка для выездки лошадей, скаковой круг.
3. Орибэ Яхэй — см. Лист 21
4. Канэясу Югэн — не вполне ясно, о ком идет речь. Возможно, это посмертное имя Орибэ Ясубэя Такэцунэ.
37. Хаяно Басукэ Цунэнари в поисках спрятавшегося хозяина особняка протыкает копьем плетеный лакированный сундук.
Хаяно Цунэнари превосходно владел искусством стрельбы из лука. Из ста выстрелов сто раз попал в цель, промахов не было, Кампэй, родственник Цунэнари, принял смерть "вслед за господином". Скорбя о нем, Обоси Ёсио в ночь отмщения написал на штандарте, прикрепленном к копью: "Хаяно Цунэё пал в бою". Он дал копье Цунэнари, и они направились к вражескому особняку. Той ночью в сражении Цунэнари атаковал особняк со стороны задних ворот. Первым ударом копья сразив охранника, он сказал: "Эту победу отдаю Кампэю". Далее он засыпал стрелами вход под навесной кровлей дома нагая (1). И тут люди, решив, что начался пожар, не разобравшись, стали выбегать наружу, там их настигали его стрелы, в растерянности они кидались обратно, но ни один не смог спастись. Затем он устремился в жилые комнаты Моронао, сражался отчаянно, не выбирая противника. В конце концов, Цунэнари, услышав условный сигнал флейты, вместе со всеми пришел в дзобэя и узнал, что голова врага добыта.
Цунэнари любил хайкай, учился в школе Сэнтоку. Поэтический псевдоним его был Дзёрю. Достигнув своей заветной цели, он сложил стихи:
Словно бумажный змей, Рвется душа На ветру.
Дзёрю
Во время ночной атаки он прикрепил к своему колчану, который носил за спиной, полоску тандзаку и написал на ней стихотворение:
Первый снег засыпал равнину, Что зовется Котэсасихара. Это лучшее время охоты. Но уж мне не ступать по дорогам С верным луком из ясеня.
1. Нагая — одноэтажный дом с вытянутым фасадом и множеством небольших помещений, каждое с отдельным входом. В Эдо почти все нагая сдавались внаем. Приблизительно три четверти обитателей нижнего города проживали именно в нагая.
38. Ята Гороэмон Сукэтакэ, бегущий среди обломков сёдзи и рассыпанных цветов.
После отъезда из провинции Харима вместе с женой и семилетним сыном Сакудзюро Сукэтака на некоторое время остановился в деревне Тоцукава-мура провинции Ямато у своих родственников. Тогда же по поручению Обоси он отправился в столицу, а затем вместе с Ёсида Тюдзаэмоном (1), с женой и сыном перебрался в область Аздума. Там он поселился в квартале Каваракэ-мати района Сиба под именем Ханава Бусукэ и стал учителем джиу-джитсу.
В ночь отмщения из комнаты личного секретаря (юхицу-бэя) в него полетели фонари, цветочные вазы, чайные чашки и глиняные чайники, что очень возмутило Гороэмона. Громким голосом он закричал: „Эй, там, внутри! Что это ты вытворяешь? Сразимся честно!" И тогда, назвав свое имя, Цудзуки Дзибуэмон вступил в бой. И бились они, нападая и защищаясь, нанося удары сверху и снизу. Цудзуки был сильным воином, знавшим знаменитые приемы клана Уэсуми. Трудно было ожидать такого мастерства. Гороэмон почувствовал это и яростно обрушил удар на Цудзуки, разрубил его от правого плеча до ребер, наискось, словно надел на него рясу (2). Разрубил и бросил.
Его меч был выкован Кунитоси (3), и он изо дня в день упражнялся в военном искусстве. „Вот так удар!" — восклицали все побывавшие на этом месте. Безразличным не остался никто.
С поднятым над головой мечом Сукэтакэ врывается в юхицу-бэя ("юхицу" — секретарь, письмоводитель) — комнату личного секретаря Моронао, сметая все на своем пути: вокруг летят обломки сёдзи — затянутые бумагой раздвижные перегородки, по полу разбросаны цветы. Ситуация описана в тексте гравюры.
1. Ёсида Тюдзаэмон — см. Лист 50.
2. ...Разрубил, „словно надел на него рясу..." — фраза „кэса-гакэ ни киттэ" означает „разрубить наискось от шеи до пояса". Кэса (от санскр. kasaya) — ряса буддийского монаха, которая оставляла левые плечо и руку открытыми. Отсюда и выражение „словно надеть рясу".
3. Кунитоси (Рай Кунитоси) — прославленный оружейник из провинции Ямасиро, работавший в конце периода Камакура (конец 13—начало 14 столетия). Секреты изготовления мечей передавались в семье Рай из поколения в поколение
39. Токуда Магодаю Сигэмори, притаившийся за высокой ширмой с изображением птицы.
Сигэмори был мастером фехтования школы Синторю. Вместе со своим сыном Тадаэмоном присоединился к вассалам, давшим клятву отомстить Моронао – врагу их господина. Встал под начало Обоси. Хотя во время вторжения во вражеский особняк ему было более пятидесяти, но он жестоко рубился, не уступая мужам в расцвете сил. Он принял сына Моронао – Ухэя Мороясу – за самого Моронао и сразил его, но в это самое время раздался звук сигнальной флейты. Он немедля побежал на зов и узнал, что Ядзама Такэбаяси сразил врага. Убедившись, что и Мороясу не удалось ускользнуть, «преданные вассалы» успокоились – лица их просветлели. Испустив победный клич, они спокойно покинули особняк. В арьергарде были Яхей и Магодаю.
40. Ядзама Синроку Мицукадзэ со знаменем, на котором написано его посмертное имя, Сякусо Тэйсинси.
Синроку — третий сын Ядзама Кихэя1 — был необычайно мужествен и сведущ в воинских искусствах. Он отправился в Канто вместе с другими непримиримыми воинами из союза мстителей, воля которых была подобна металлу. Там снял дом в квартале Кодзимати города Эдо и вместе с отцом Кихэем и старшим братом Дзютаро2 наблюдал за положением дел во вражеском особняке. Днями и ночами блуждая по дороге от дома Уэсуми к дому Коно, они выискивали слабые места Моронао. В ожидании приезда Обоси из Киото Мицукадзэ снова и снова напоминал Хара Годзаэмону о нападении на Моронао. И вот случайно он узнал о том, что у десятника плотников имеется строительный план особняка Коно. Синроку возликовал. В одном доме с ним жил человек по имени Накада Рихэйда. Он также состоял в заговоре, был посвящен в его детали и пользовался доверием Синроку. Прознав про этот план, Рихэйда тайно сговорился с десятником, чтобы тот предложил Синроку купить план за 10 золотых рё. Неблаговидное это дело раскрылось. Рихэйда бежал, предав вассалов. Опасаясь, что вся эта история <с планом> может дойти до вражеских соглядатаев, Синроку, не поднимая шума, разыскал Рихэйда и в бане в районе Канда нарочно затеял с ним ссору и убил его.
Следствия по делам об убийствах велись строго, поэтому Синроку укрылся в деревне Хирамамура неподалеку от Кавасаки, где Обоси заранее снял дом, охранявшийся Сэо Магодзаэмоном. Накануне вторжения Синроку был оповещен о начале действий циркуляром, разосланным Сэндзаки Ягоро3, и с радостью приехал в главную ставку. А когда настала ночь мщения, он, говорят, сражался блестяще.
За спиной у Мицукадзэ закреплен флажок с обозначением его „посмертного имени" — Сякусо тэйсинси („Чистый и преданный муж, почитающий Будду"). В Японии существовал обычай давать покойному посмертное имя кайме. С этим именем умерший как бы принимал монашеский чин в надежде на благое перерождение. В состав кайме могли входить иероглифы его обычного имени — дэокумё, имеющие так называемый благочестивый смысл (сякусо —почитающий Шакья-муни, то есть Будду) или отмечающие мирские добродетели (тэйсинси — чистый и преданный муж). В данном случае „посмертным именем" наделен живой, и это объяснимо: отправляясь в бой, никто не надеялся остаться в живых.
1. Коно Мусаси-но ками Моронао в полном церемониальном облачении, убегающий в страхе.
Был распутен, вожделел богатства, был беспечен и изменчив, как плывущее облако. Своей алчностью и жестокостью ввергнул страну в смуту. Коно Моронао злоупотреблял властью, гнался за выгодой, домогался богатства, а в конце концов сам был убит, и род его уничтожен, а имя его на тысячу лет покрыто позором и таким вошло в историю. Никто не смел ему перечить. С высоты своей должности он с призрением глядел на всех князей, без различия их положения. Он стяжал неправедное богатство. Посещения посла с подношениями из святилища Цуругаока осуществлялись ежегодно. По приказу чиновника, ведавшего торжественными церемониями, в соответствии с заведенным порядком, в церемонии приема посла участвовали двое. В этот раз приказ получили два князя: Энъя и Момонои. Указания относительно принятых правил этикета они должны были получить от опытного в этих делах Коно Моронао. Выслушав приказ, оба удалились, и Момонои Вакасаносукэ передал своему вассалу Какогава Хондэо. Тогда тот, заранее зна о корыстолюбии Моронао, в самой вежливой форме предложил ему взятку и попросил о наставлениях для своего хозяина. А вассал Энъя Хангана Такасады по имени Касуи Фудзиэ был скуп от природы и не обладал искусством приспосабливаться к обстоятельствам, а потому взятки не дал. Моронао сильно разозлило пренебрежение Энъя, и он публично опозорил его. Кроме того, обвинил в лени и медлительном исполнении возложенных на него обязанностей, назвав его человеком, лишенным чувством долга. Такасада растерялся, а затем разгневался на подлое и коварное поведение Моронао. Хотя события происходили в камакурской ставке, стерпеть этого Энъя не смог, и дело дошло до рукопашной. Как это печально!
Моронао принадлежал к роду, представители которого из поколения в поколение служили при дворе. Он же занимал пост придворного знатока древних церемоний. Даже властители больших провинций не смели противоречить Моронао. Чрезмерная заносчивость стала причиной его гибели. Лицом – человек, душой – дикий зверь, он забыл принципы бусидо и утерял права занимать такую должность. Небо узнало о его преступлениях, и все выплыло наружу. Когда следовало быть благоразумным и скромным, он поступал вероломно и безнравственно.
2.Энъя Ханган Такасада в полном церемониальном облачении, застыл в угрожающей позе.
Энъя Такасада хорошо разбирался и военных, и в гражданских делах. Поддерживал издавна высокую репутацию дома Энъя. В провинциях, прилегающих к Киото, был известен своей благотворительностью. Был почтителен, прост, обходителен. Всегда покровительствовал воинам клана и наставлял их, осыпал благодеяниями. Высоко ценил добродетель. Не допускал поступков небрежных или грубых. Потому каждый, кто не потерял окончательно совесть, помнил его благодеяния, и должны были найтись люди, готовые умереть вслед за своим господином. И такие преданные люди нашлись, что свидетельствует о высокой добродетели господина, о его глубоком милосердии. Конечно, Такасада не учел места и времени и довел дело до кровопролития, будучи не в силах сдержать свой гнев. Но это не значит, что он неразумный правитель. Просто душ его не могла стерпеть унижения. Времена сэнгоку (враждующих кланов) еще не ушли в далекое прошлое, цветы мирного правления еще не вполне распустились, нравы и обычаи были еще воинственны. Лишь с помощью правил этикета пытались смягчить нравы людей. Постоянно вспыхивали вооруженные столкновения, в почете было военное искусство, гражданских занятий сторонились.
«А нрав-то свой следовало бы попридержать!» - ехидно поучал Моронао Такасаду. Наставлений ко дню приема императорского посланца он не получил, зато неоднократно подвергался унижениям. Хоть он и сдерживал себя, но гнев пронизал все его существо, и чувство обиды не проходило. У коридоре «Маки» он ранил Моронао, но, не успев утолить гнев, был остановлен Кацукава, оттеснен от противника толпой и убить его не смог. Кгда порядок удалось восстановить, Такасада был пожалован указом о смерти, а Моронао все еще оставался в живых. Владения Энъя были конфискованы, клан прекратил существование. Тут его вассалы, не в силах сдержать возмущение, подняли мятеж в провинции в знак своей вассальной преданности. Обои и еще сорок с лишним воинов дали нерушимую клятву верности, заключили союз и исполнили предсмертную волю господина. У его могилы они выставили голову врага и таким образом почтили дух господина. Продиктованное чувством долга, желание вассалов было услышано богами, их цель был достигнута, а мужественнее их имена прогремели между четырьмя морями. Эти образцы вассальной преданности следует считать гордостью всего воинского сословия.
3. Обоси Юраносукэ Ёсио, сидящий на раскладном стуле, держа в руках барабан с палочкой и поддерживая плечом копье.
Ёсио унаследовал от отца родовое имя Юраноскэ. Мать принадлежала к роду Икэда из клана Бидзэн. Состоя на службе в провинции Харима у феодала даймё Ако, который приходился ему родственником по материнской линии, Обоси стал его главным вассалом и управлял делами провинции. Поскольку Ёсио любил народ и был милосерден к крестьянам, то и они ему были покорны и почитали как родного отца. Затем неожиданно пал дом господина, обитатели замка разбрелись кто куда, а замок опустел. Однако не в силах вынести того, что враг продолжал жить спокойно и благополучно, Обоси заключил союз с более чем сорока верными вассалами, решимость которых была тверда, подобно металлу, а сам стал их предводителем.
Под покровом ночи они внезапно атаковали неприятельский особняк , добыв голову врага Моронао, возложили ее на могилу господина. Так Обоси утолил свой гнев, давно кипевший в сердце, исполнил свое заветное желание. Мудрость, с которой он осуществил свой план, имевший целью обмануть противника, его преданность господину, неслыханная ни в древности, ни в наши дни, его честность и мужество, получили всеобщее признание, стали известны всему свету. Ёсио превосходно владел воинскими искусствами. В области тактики ведения войны он был последователем школы Косюрю. Был лучшим учеником Ямага Дзигоэмона Мотоюки. В совершенстве постигнув секреты мастерства, стал непревзойденным военачальником. Его шестнадцатилетний сын Ёсиканэ последовал за отцом не отступил. Жена, храня верность мужу, приняла смерть, следуя долгу. Поистине его можно назвать образцом преданности принципу сыновнего долга и чистоты помыслов для всех воинов.
Жизнь господина весомее тысячи гор. Моя же – ничтожна Даже в сравнении с волосом.
4. Обоси Рикия Ёсиканэ, стоящий с опущенный копьем.
Хотя Рикия – законный наследник Обоси Ёсио – был всего лишь юношей 16 лет от роду, ростом он был высок, силой превосходил всех прочих и в воинских искусствах обладал глубокими познаниями. После того как они вынужденно покинули владения Ако, преданные вассалы, чья воля была тверда, подобно металлу, собрались в монастыре Кагакудзи и там принесли клятву об отмщении, скрепили ее своими печатями, оттиснув их кровью. В то время Ёсио – отец Рикия, не принял сына в союз преданных вассалов, сочтя непригодным, однако Хаара Гоэмон упрекнул его: «Ваш сын силен и мужествен. Вам следует взять его под свое руководство, нельзя не принять свое детище». На это Обоси ответил так: «Мой малолетний сын избалован материнской любовью. Если во время испытаний он окажется малодушным, позор падет на все последующие поколения нашего рода. Не стоит попусту подписывать клятвенный документ, лучше уж совсем не брать сына». Так сказал отец, а Рикия, находившийся там же, сильно покраснел и немедленно отправился в главный храм хондо монастыря, обнажился до пояса и собирался совершить сэппуку (то же, что и харакири, ритуальное самоубийство, посредством вспарывания живота). Обнаружив это, верные вассалы изумились и поспешили удержать его. Обо всем этом они сообщили Ёсио. Убедившись в решимости Рикия, вассалы единодушно согласились разрешить ему приложить обагренную кровью печать к клятвенному документу. Отец же в глубине души так обрадовался, что на глазах у него выступили слезы. Затем Рикия отправился в Адзума и тайно жил в деревне Хирама-мура провинции Мусаси.
В ночь вторжения в дом врага он проявил незаурядную доблесть, сразил немало воинов. Ёсиканэ был предан господину, исполнял долг сыновней почтительности. А быть верным господину и исполнять долг сыновней почтительности – это основа всех дели явлений, как говорил Лао-цзы. Это также согласуется с поступками Ёсиканэ.
5.Ято Ёмосити Нориканэ с копьем в руке, пьющий из фарфоровой чаши.
Ято Тёсукэ (1) был личным вассалом даймё Ако. Когда клан Ако распался, он отправился в Нанива (2) и стал зарабатывать на жизнь, наставляя в декламации текстов пьес Но. Он вступил в союз преданных вассалов, однако часто хворал, и вот — настал его смертный час. Позвав к своему ложу Ёмосити, он так сказал сыну: "Я поклялся участвовать в деле Обоси. Час отмщения приближается. Однако из-за болезни не осуществлю своего желания. Ты должен, несмотря на твой юный возраст, следуя моей воле, присоединиться к Обоси, отправиться к Канто (3) и, сразив врага моего господина, отомстить вместо меня. Только это меня и тревожит". Сказав так, он скончался. <Ёмосити>, хоть и сильно горевал, но по завершении похоронных обрядов вместе с матерью отправился к Обоси, временно проживавшему в Ямасина (4). Ёмосити сообщил Обоси предсмертную волю Тёсукэ, но тот, увидев слабость Нориканэ, счел его недостаточно надежным, чтобы принять в ряды мстителей. Однако мать Нориканэ со слезами просила: "Сделайте его хотя бы слугой, только пошлите вместе с другими в Канто!" Тут Ёсио почувствовал всю глубину ее преданности и сказал: "Женщине доступна лишь одна сторона любви — любовь к своим детям. Чувства долга же они не понимают. Поэтому женщину можно уподобить старой корове, облизывающей своего теленка. В этом мире не часто встретишь в женщине решимость послать на смерть своего любимого сына ради исполнения долга". Затем он позволил Ёмосити поставить свою подпись и печать на клятвенном документе. Ёмосити было 16 лет от роду — столько же, сколько Обоси Рикия. Прекрасно владел копьем и мечом, был мужественным. Геройством своим превосходил отца. Поэтическое его имя (5) было Токухо, он имел склонность к сочинению хайкай (6). Мать его, достигнув преклонного возраста, скончалась в Умаябаси провинции Кодзукэ (7) 80 с лишним лет от роду. Могила ее существует и в настоящее время.
Юки-но асу Снежное утро! коко дзо иноти-но Вот здесь я сутэдокоро. С жизнью расстанусь.
Токухо
Нориканэ с копьем в руках, в кольчуге и накидке, спущенной с плеч, пьет прощальную чашку сакэ.
1. Ято Тёсукэ — отец Нориканэ.
2. Нанива — древнее название города Осака вместе с его пригородами.
3. Канто (дословно — "к востоку от заставы"). Имеется в виду Аусака-но сэки — "Застава Встреч". В целом означает то же, что и "Адзума": Восточную столицу или эдоское правительство. В настоящее время этим словом обозначают территорию, в которую входит Токио и шесть префектур: Ибараки, Тотиги, Гумма, Сайтама, Тиба и Канагава.
4. Ямасина — район в восточной части Киото. Во время описываемых событий был пригородом, где располагались аристократические особняки. Именно здесь находилось поместье, в котором скрывался Оиси Кураносукэ во время подготовки заговора. В настоящее время на его месте находится монастырь дзэнской школы Сото, в котором хранятся многие материалы, связанные с историей сорока семи ронинов.
5. Поэтическое имя (хайго) — псевдоним поэтов, в первую очередь, сочинителей хайкай. У одного человека могло быть несколько псевдонимов, если он выступал в разных сферах творческой деятельности, например, в живописи или театре.
6. Хайкай — жанр традиционной японской поэзии в форме трехстишия, где строго чередуются 5 — 7 — 5 слогов.
7. Кодзукэ — провинция старой Японии, современная префектура Гумма.
6. Фува Кацуемон Масатанэ, разглядывающий лезвие своего меча.
Ростом Масатанэ был более 6 сяку (японская мера длины, равная 30.3 см), характером горяч и резок, силен и крепок. Любил воинские искусства, а что касается фехтования, то глубоко постиг секреты мастерства стилей Курамарю и Синторю, также был искусен в суэмонокири (официально разрешенная процедура, позволена она была только в отношении казненных по приговору суда преступников). Жена некого торговца бумагой из нижнего города стала прелюбодейкой, тайно завела себе любовника. А это Масатанэ всегда ненавидел. Неожиданно развратница заболела и умерла. И вот, вспомнив, какая она была тучная и широкая в кости Масатанэ подумал: «а что если на ней мне сделать суэмонокири?» Отправился на кладбище, выкопал труп и с наслаждением изрубил его на мелкие куски. Торговец бумагой сообщил властям об этом чудовищном деле, поступок Масатанэ вышел наружу и был признан недостойным звания самурая. По неволе господину Ако пришлось отпустить его на все 4 стороны. Так он навлек на себя немилость и пустился бродяжничать. В последствии, прослышав о несчастии в Ако, он взял свои оружия и доспехи и примчался к ронинам даймё (феодала) Ако, собравшимся в его замке. Однако Обоси сказал, что раз он находится в опале, то приехал напрасно. На это Масатанэ ответил, что он заслужит прощение в царстве мертвых. Он уже готов был умереть, но в этот момент Обоси посвятил его в тайные замыслы, послал в Канто, и стал Масатанэ героем, которому не было равных.
7. Сикамацу Канроку Юкисигэ, выжимающий рукав своей одежды.
Многие поколения семьи Канроку были преданными вассалами даймё Ако. Канроку овладел всеми боевыми искусствами, особенно больших успехов он добился в стрельбе из лука и был способен поразить птицу на лету. Он был достойным сыном своей почти семидесятилетней матери, никогда не позволял хоть в чем-то возразить ей, либо как-то проявить к ней неуважение. Он был замечательным человеком. Испытав удар судьбы, когда казнили его повелителя из Ако, а поместья феодала подверглись конфискации, Канроку с друзьями укрылся в деревушке Ёко в провинции Бансю. Именно тогда более 360 воинов подписали договор с Обоси защищать замок и принять мученическую смерть. После мирной капитуляции замка свыше 150 мужчин снова собрались в святилище Кагакудзи и поклялись умереть вместе. Пятьдесят из них, однако, полагая свою клятву нерушимой, присоединились к Обоси и его соратникам и составили план еще более тайной мести. Они стали готовиться к переезду в Канто, где они могли бы выпустить на волю свою ненависть. В эти дни Канроку ухаживал за своей больной матерью и вынужден был сообщить Обоси, что она не может сопровождать его в этом путешествии. Обоси ответил: «Хотя Канроку и собирался приехать к этому времени в Канто, он сможет приехать туда позднее, когда у него будет такая возможность». Действительно, Обоси повстречался с его матерью и попросил ее не тревожиться. После этого она сказала Канроку, что уж если он так беспокоится о своей матери, он мог бы найти разумный выход из этой ситуации. Она настояла на том, чтобы он поехал. Той же ночью она повесилась.
Все кому, довелось слышать эту историю, были потрясены самопожертвование женщины и не смогли удержать слез.
Садаэмон был сыном Ёсида Тюэмона (1) Канэсукэ. Покинув родные края <провинцию Харима>, некоторое время он проживал в Киото, а затем отправился в Канто, где в другом клане служил Дэннай, его младший брат. Там он поселился в квартале Кодзимати (2). Садаэмон во всем следовал наставлениям отца Тюэмона, был исполнен чувства сыновней почтительности и ни в малейшей степени не противоречил словам родителя. Он вступил в союз <мстителей> и, меняя обличья, каждый день бродил около особняка <Коно Моронао> для того, чтобы разузнать положение дел во вражеском доме, преодолевая неимоверные трудности. Он дружил с Оямада Масаэмоном, также состоявшим в союзе преданных вассалов. Уже подходило долгожданное время осуществления заветной цели, когда Обоси Ёсио, обратившись к Садаэмону и Масаэмону, сказал так: ”Приближается желанный день. Воины, вступившие в союз, разбрелись в разные стороны. Среди них наверняка есть такие, которые залезли в долги во время длительных скитаний. После смерти господина нужда вассалов Ако стала нестерпимой. Она не только может помешать мятежу, но и позорит воинов. Поэтому вы должны отправиться к ним и как следует все уладить". Сказав так, он вручил каждому по 200 золотых рё (3), и в скором времени они выехали. Неожиданно Масаэмон предательски сбежал. Где он находился — никто не знал. А Садаэмон, благополучно исполнивший порученное, вернулся и впоследствии <вместе со всеми> осуществил свое заветное желание. <Позднее выяснилось, что> деньги у Масаэмона в поместье Фуюкиясики отнял слуга по имени Наосукэ Гомбэй и зарубил его. Осталось от него лишь опозоренное имя. Отец его Дзюбэй, которому было уже около восьмидесяти, от стыда за сына покончил жизнь самоубийством.
1. Ёсида Тюэмон — отец изображенного героя, имя Тюэмон встречается только в тексте данного листа, в Листе 50 он именуется Тюдзаэмон, причем для первого слога используется другой иероглиф.
2. Кодзимати — один из тридцати пяти районов старого Эдо. В настоящее время включен в район Тиёда, один из центральных кварталов Токио.
3. Рё — золотая или серебряная монета высокого достоинства.
9. Сакагаки Гэндзо Масаката, восседающий с копьем в руке на сломанном постаменте.
Гэндзо блестяще владел копьем, в отточенности мастерства превосходил прочих. Любил выпить, и постоянно - днем и ночью – от него шел винный дух. К рукояти меча он привязывал бутыль сакэ емкостью 1 сё (японская мера емкости равная 1.3 литра) и ходил с ней повсюду. Но, имея склонность к выпивке, в еде соблюдал простоту и был бережлив. Одевался в простые одежды, роскоши чуждался. По характеру был прямодушен. После падения клана Ако, он поселился в главной резиденции хандзё (основная часть замка, цитадель) в квартале Хая-тё. Ни на минуту не забывая о милостях господина, ежемесячно в день его смерти он воздерживался не только от еды, но и от любимого сакэ и, предаваясь печали, лил слезы. Испытывая горькое чувство досады, мучительно сожалел о потере господина.
Однажды его навестил Фува Кацуэмон и сказал: « в театре Кабуки идет пьеса, в ней рассказывается о том как у нашего господина в ставке сёгуна дело дошло до кровопролития. У пьесы интересный сюжет, она пользуется успехом, надо пойти посмотреть». Гэндзо тот час же присоединился к нему и они отправились смотреть пьесу с участием Такэнодзё. Когда увидели они как была представлена история их обуял нестерпимый гнев, они стали поносить директора труппы Ханай Сайсабуро и, побив его заставили пьесу переделать. Когда доложили об этом Обоси, он укорил их: Тот кто преследует великую цель должен быть осмотрительным.
Случилось же все это, собственно говоря, не столько потому, что всей душой они были преданны памяти господина, сколько под влиянием вина.
Господин — это лодка, вассал — вода. Вода поддерживает лодку на плаву, но вода может и перевернуть лодку. Если господин — <настоящий> господин, то и вассал — <настоящий> вассал. Такасада (1) любил вассалов как своих детей, и вассалы были привязаны к своему господину как к родным отцу-матери. Поэтому верные вассалы, вступившие в союз, не забывали ни на мгновение обиду, нанесенную их господину, перестали спать и есть, работали не щадя себя, и не было для них ничего важнее стремления осуществить свое заветное желание.
Сампэй пустился в скитания. У него были тетя и дядя, проживавшие в районе Сиба. Здесь он остановился. Он был хорош собой, прекрасно сложен, постиг воинское искусство, счет и письмо, а потому он получил предложение поступить на службу. Однако он отвечал, что у него есть иные планы на будущее, и предложение не принял. Каждый день он уходил на рассвете и возвращался в сумерки. Однажды Сампэй приготовил вино и закуску и, обратившись к дяде и тете, сказал: ”В течение долгого времени вы заботились обо мне. Сегодня же исполняется мое желание: я выступаю в путь и хотел бы предложить выпить на прощание по чашечке сакэ". Радостно он выпил вина, роздал свою одежду и личные вещи и с наступлением сумерек ушел.
В ту же ночь совершилось вторжение в дом Коно. Сампэй сражался мужественно и виртуозными приемами сразил немало врагов. Вместе с другими воинами из союза верных вассалов он достиг заветной цели.
На обратном пути в монастырь Кагакудзи (2) Мунэнори в самом приподнятом настроении прошествовал мимо ворот дома своего дяди.
Предсмертные стихи:
Подождать немного? Ведь не каждый день приходится Отправляться в последний путь. Нет, последую за господином, Опередившим меня на этом пути.
11. Онодэра Дзюнай Хидэтомо, присев с мечом в руке, пристально вглядывается вдаль.
Трудно следовать принципам тю и ко (вассальной преданности и сыновней почтительности), а они – основа всего. Онодэра Дзюнай, преданный вассал даймё (феодала) Ако, разделял замыслы Обоси Ёсико и вместе с другими дал клятву об отмщении. Воины-заговорщики были вскоре отправлены в Канто. Дзюнай же сильно задержался и затем, захватив с собой Обоси Рикия, пошел по тракту Токайдо. Спустя некоторое время у перевала Хаконэ они нагнали Сугино, Ято и других. Тут Дзюнаю передали письмо жены, он прочел:
Лишь увидела след вашей кисти Слезы хлынули словно ливень. А слов, Чтобы ответить как должно, Найти не могу никак.
Это был ответ на прощальное письмо, которое он послал жене, когда отправлялся в путь. Тут же на обороте тандзаку (длинная вертикальная полоска бумаги) Хидэтомо написал:
Все пройдет – я надеюсь вернуться, Нынче в странствии я. Но все мысли мои – О граде столичном, Ведь любимая там осталась.
Написал так, приложил печать и, передав письмо посланному слуге, сказал: «Доставь госпоже!». Он прибыл в Кото, принял новое имя Дзюан и стал зарабатывать на жизнь врачеванием. И хотя ему перевалило за 60, он был крепок и по-прежнему мужествен. Досконально постиг тонкости военного искусства, был талантлив и образован. В ночь сражения ему не было равных. Двух врагов сразил наповал, множество ранил. Когда заветное желание было исполнено, он некоторое время прожил на постоялом дворе, где на исходе года сложил стихи:
Когда долго живешь, Привыкаешь к цветам по весне. Вот и опять Год на исходе. Но от этого только печальней.
Масахиса прежде жил в Киото при храме Кёгакуин на горе Атаго-сан. Читал сутры, совершенствовался в каллиграфии стиля сагарю (один из стилей японской каллиграфии, созданной Суминокуро Соаном (1571-1631)). С детства любил воинские искусства, во владении нагинато (алебардой) творил чудеса. Часто для собственного удовольствия играл на кото (струнный щипковый инструмент). Даже во время ночного сражения плектр (медиатор) для кото был у него за пазухой. Его мягкие и благородные манеры привлекали людей. Он верно служил делу господина, участвовал в 10 тысячах дел, в преданности господину ему не было равных. После смерти господина собирался умереть вслед за ним в храме Кагакудзи, но его остановил Такаока Денгоэмон, раскрывший ему тайные замыслы Обоси. Масахиса пустился в скитания, снял дом в квартале Сиба и вступил в союз преданных вассалов.
Во время осады вражеского особняка Коно алебардой нагината уложил множество врагов. Этот его браный труд следует считать выдающимся. Когда изъеденный мышами механизм тяжелой осадной катапульты не удалось привести в действие, он проявил незаурядное мужество. Этот человек, такой мягкий и учтивый в жизни, сумел в момент наивысшего напряжения внушить ужас великому множеству врагов, яростью своей подобный внезапно разбуженному дракону, вдруг увидевшему дикого тигра.
13. Окано Гинъэмон Канэхидэ, держащий в правой руке меч, а в левой - фонарь.
Детское имя Канэхидэ – Кюдзюро. Когда распался клан Ако, отец взял Кюдзюро с собой. Они отправились в столицу и присоединились к Обоси, вместе вынашивали план мести. Внезапно отца одолела старческая слабость, и он скончался. Его сын Кюдзюро, взяв себе имя отца, стал прозываться Гинъэмоном и пополнил ряды преданных вассалов. От отца он унаследовал понятие о чести и долге.
Канэхидэ уехал в Камакура и там неподалеку от особняка Коно он открыл лавку, в которой торговал сакэ и разными мелочами. Выждав время, он вступил в интимные отношения с кормилицей Тории Дзироэмона, одного из вассалов Моронао, сумел достать план вражеского поместья и передал его заговорщикам. В ночь нападения он более всех покрыл себя славой, а после совершения мести отправился со своими соратниками – преданными вассалами – в храм Сэнсэй-дзи, куда настоятель доставил вино и еду. Во время этого пиршества Обоси сложил такие стихи:
Как радостно! Печальные мысли уходят: Покинув тело, превращусь в облако Плывущее в этом призрачной мире Рядом с луной.
Окано тут же подхватил:
О, этот аромат Цветов дикой сливы в снегу, Что выпадет завтра.
Так они развлекались, воодушевляя и подбадривая друг друга.
14. Сэндзаки Ягоро Нориясу, бегущий с копьем в руке.
Нориясу - потомок Сакасаки, губернатора провинции Суруга, вассала клана Укита. Нориясу служил клану Мори, а затем по некоторым причинам стал вассалом Ако. Было известно, что в детские годы он, мстя за своего двоюродного брата, на месте зарубил врага. Несмотря на то, что имел воинственный и мужественный характер, он любил также читать книги и с удовольствием слагал стихи вака (дословно – японская песня; короткое стихотворение из 31 слога со строгим чередованием слогов: 5-7-5-7-7)и трехстишия хайкай.
После крушения клана Аку он отправился в область Канто, поселился в квартале Хая-тё под именем Мимосакая Дзэмбэй и занялся торговлей веерами вразнос, намереваясь выследить врага. Склонный к научны занятиям, он в свободное время записывал деяния вассалов, вошедших в союз. Свои записи он назвал «Акомэйдэн», читал их сподвижникам, чтоб развеять тоску. Еще и теперь это сочинение изредка встречается.
В провинции Хорима у Нориясу была престарелая мать, и, когда клан распался, он рассказал ей о тайных замыслах Обоси. Мать чрезвычайно обрадовалась и выразила свое восхищение Обоси. Она подумала: «Решившись на месть за господина, человек носит в своем сердце беспокойство о родителях, жене и детях. К счастью, жены и детей у Нориясу нет, а потому сердце его привязано лишь к родителям. Если подумают, что он утратил почтение к родителям, то на него падет позор». В хорошем настроении она легла спать, а на следующее утро совершила самоубийство. Нориясу был повержен в скорбь. В неутолимом гневе подумал: «разве можно оставить безнаказанным врага моего господина и моей матери?». И выступил в путь.
15. Ядзама Дзюдзиро Мотооки изображен сразу после того, как с Моронао было покончено. Именно Мотооки обнаружил Моронао и, казнив врага, засвистел в свисток, собирая воинов, рассыпавшихся по всему особняку.
Мотооки был законным наследником Мицунобу, старшим братом Мицукадзэ. Все трое — отец и сыновья — были личными вассалами дома Ако. Воля их была подобна металлу. После того, как дом их господина пал, они арендовали жилище в квартале Кодзимати, стали торговцами благовониями и, в поисках случая напасть на врага господина, претерпели бесчисленные лишения. Однажды они встретились с Сэндзаки Ягоро, с гневом обсуждали они падение дома их господина, роняя слезы. Ядзама сказал, что они изо дня в день возносят молитвы к богам и буддам, прося о том, чтобы им удалось водрузить голову врага, Моронао, перед могилой господина, что с этой целью они переоделись торговцами и ожидают удобного случая. Сэндзаки восхитился и рассказал Обоси о верности и мужестве отца и сыновей Ядзама. Они были приняты в союз. Во время ночной атаки вместе с Такэбаяси Садасити они сражались яростно. Мотооки разыскал Моронао в кладовке с углем <сумибэя> и поразил его копьем в лоб. Моронао скатился с сундука. Тогда Садасити принес подсвечник тэсеку, и они убедились, что это действительно Моронао. И Мотооки, подняв голову, засвистел в свисток, вассалы собрались и издали победный клич.
После ритуального самоубийства Мотооки, в 7-й день 2-го месяца на его могилу пришла жена и написала на бумажной полоске тандзаку:
За господина Ты — воин, чуждый сомнений, — Отдал жизнь, Но оставил Доброе имя.
Написала так и, возложив на могилу подношение, совершила самоубийство.
16. Отака Гэнго Тадао изображен в боевой позе во время поединка с Кобаяси Хэйхатиро, вассалом Кира Ёсинака (Моронао)
Тадао был наследственным вассалом рода Ако. В преданности <господину> не имел равных. Был сведущим в вопросах воинской науки и искусстве верховой езды. После падения клана в провинции Харима скитался в Кофу (1). Хотя в сердце своем он таил замыслы об отмщении, внешне казался предавшимся „ветру и потоку" (2). Он принял поэтическое имя Сие, стал учеником Нэмудо Сэнтоку (3). Был в большой дружбе с Синей Кикаку (4). Кроме того, любил искусство чайной церемонии и в этой области был последователем Ямада Сохэна (5). Ему было поручено выяснить слабые места врага Моронао и сообщить Обоси о дне, подходящем для осуществления мести. И вот он доложил Обоси, что в дом врага продали специальный бамбук сусухакидакэ <который использовался для уборки дома>, и он точно знает, что в 14 день у Моронао будет проводиться очистка дома от копоти. Для атаки выбрали время, когда все уже повалятся с ног от усталости.
В ночь нападения Тадао, не зная из-за темноты, кто перед ним, сражался с Кобаяси Хэйхатиро — большим мастером. Хотя Тадао и был ранен, но врага сразил. Утром следующего дня в лавке Кюбэя, где продавали лапшу удон, он открыл бочку сакэ, выпил вина, облегчив тем самым боль раненой руки, тут же экспромтом сочинил стихи:
Даже сила, способная гору пронзить, Может быть сломлена, Словно ветка сосны под тяжестью снега.
Записал их на платке ханагами (6). Когда он стал расплачиваться за вино, вдруг бросил бумажник камиирэ и выбежал сломя голову. Посмотрели, что там, и нашли записку: "Три золотых рё — чаевые людям, которые позаботятся о трупе Отака Тадао — вассала даймё Ако из провинции Харима, павшего в бою". Отдельно была там и полоска бумаги со стихами:
Первая макрель С острой эдоскон приправой Горька, как пот четырех сезонов. (7)
1. Кофу — имеется в виду Эдо и его окрестности 2. „Ветер и поток" („фурю") — термин, возникший в эстетике древнего Китая(„фэнлю") и издревле известный в Японии. Предавались „ветру и потоку", как правило, люди искусства — поэты, артисты, каллиграфы, мастера чайной церемонии — все, свободно проявляющие свою индивидуальность и не подчиняющиеся общепринятым условностям. Жить „в ветре и потоке" — значит жить в соответствии с естественными законами природы или прихотливыми законами искусства. Однако зачастую такой образ жизни выражался в эксцентричных поступках, пренебрежении правилами приличия и социальными нормами, в „беспутном" поведении.
3. Нэмудо Сэнтоку, или Мидзума Сэнтоку (1661—1726) — поэт хайкай, ведущий эдоский поэт своего времени, ученик Кикаку.
4. Синен Кикаку, или Такараи Кикаку (1661—1707) — мастер поэзии хайкай, ученик великого Мацуо Басё (1644—1694).
5. Ямада Сохэн (1543—1628) — знаменитый мастер чайной церемонии, основатель ее особого стиля сохэнрю.
6. Ханагами — бумажные носовые платки разового использования. Сверток из ханагами обычно носили за пазухой.
7. В стихе, основанном на игре слов, есть и второй смысл, который может быть прочитан следующим образом:
17 .Катаока Дэнгоэмон Такафуса в окровавленной головной повязке, опирающийся на свое обагренное кровью копье.
В биографии Чжоу Му (Сю Боку) из сочинения «Хоу Ханыпу» («История династии Поздняя Хань») сказано: «Милосердие осуществляется благоволением господина, жизнь ничтожна по сравнению с долгом».
Катаока Такафуса был приближенный вассалом господина и пользовался его особой любовью. Конечно, Катаока был предельно верен и предан и милости господина не забывал. Узнав, что его господин был вынужден вступить в сражение в ставке сёгуна, пролить кровь и из-за этого совершить самоубийство, враг же его жив до сих пор, он испытал горькое чувство обиды и, независимо от тайных планов Обоси, заключил соглашение с Исоаи. Они уже условились о том, что подстерегут Моронао на дороге и нападут на него, но тут Обоси сообщил им о своих затаенных намерениях. Тогда они вернулись в Ако и, поставив на клятвенном документе свои печати, примкнули к преданным вассалам. Катаока был родом из провинции Овари, приходился правнуком Сиба Такацунэ. Превосходно владел воинскими искусствами, имел склонность к тактическим занятиям, был учеником Ямага Соко, досконально разбирался в вопросах военной науки.
Во время ночной атаки прошел от главных ворот до входа в дом. Он срубал наконечники копий, разрубал тетиву луков, сражался яростно с целым отрядом самураев. Многих из них зарубив, он повел преданных вассалов во внутренние помещения, стремясь отыскать Моронао.
Предсмертные стихи:
Легче гусиного пуха Жизнь улетает… Снежное утро.
Такафуса.
18. Накамура Кансукэ Тадатоки, отражающий летящие в него связки дров, упирается ногой в блок из древесного угля.
Кансукэ Тадатоки был потомственным вассалом Ако. В жизни отличался умеренностью и бережливостью, был учтив в обхождении, превосходно владел воинскими искусствами. К роскоши был равнодушен. Когда дом господина пал, он вместе с женой и детьми покинул провинцию Харима. В то время старшему его сыну Кандзиро было 5 лет, младшему, Тюдзабуро, - 2 года. В столице он жил одним домом с Обоси, вошел в союз давших клятву отмщения. На скопленные деньги он смог обеспечить жизнь членов своей семьи в деревне, откуда жена была родом.
Получив известия о том, что воинам, вошедшим в союз, надлежит увидеться в Канто и посетить могилу господина, он отправился в Адзумо. Поселившись в главной ставке, он стал учеником Синей Кикаку и зарабатывал на жизнь сочинением трехстишей хайкай, взяв поэтический псевдоним Хесю. Отака Сие, Сэндзаки Тикухэй и Томимори Сюмпо часто посещали обители Кикаку и Сэнтоку, предавались «ветру и потоку», что помогало им разведать положение дел во вражеском особняке.
В ночь вторжения в Коно Кансукэ рубился яростно, до изнеможения, положил множество врагов. Его тяжкие труды увенчались успехом: враг господина был уничтожен. Каждый достиг своей заветной цели. Когда, собрав людей, он уходил из особняка через передние ворота, кто-то в спешке оставил зажженные факелы. Тадатоки, оглянувшись, сказал: «Осторожней с огнем, факелы потушить!». «Ишь ты! Огонь ему помешал!» - донесся до него чей-то шепот. Кансукэ пришел в ярость: «Что тут еще за разговоры?!» - гневно воскликнул он и одним ударом копья пронзил сказавшего их слугу. Копье прошло наискось через ребра, и тот, испустив вопль, скончался. Кансукэ же веселый удалился. Такова одна из историй, рассказываемых позже.
19.Окадзима Ясуэмон Цунэтацу, защищающийся с помощью деревянного каркаса от жаровни.
У Окадзима Цунэтацу было 2 сына. В то время, когда клан Ако распался, его старшему сыну Фудзимацу было девять, а младшему Горосукэ, - 6 лет. Вместе с женой и детьми он временно перебрался жить к одному своему знакомому в провинцию Сэтцу. Он строго соблюдал экономию, жил очень скромно, а потому ему всегда хватало средств и он мог прокормить жену и детей. Как-то он занимался воинскими упражнениями, и у него разболелась поясница, которая прежде была травмирована. Он отправился на горячие источники в Арима и там вылечился. После этого он пустился в путь, чтобы навестить родственников, и на горной тропе повстречался с разбойниками. Они вознамерились отобрать у него деньги и вещи, и волей-неволей ему пришлось вступить с ними в бой. Сражаясь одновременно с пятью негодяями, он всем им нанес раны. Чтобы они не убежали, он взял лозу растущей рядом вистарии и ею привязал их к придорожным соснам. Затем вынул из-за пазухи бумажный платок ханагами, в походную тушечницу ятате налил ключевой воды и жирными чертами написал следующее: «сегодняшней ночью на этой горной дороге повстречал пятерых разбойников, терроризировавших путников. Связал их, но убивать не стал. Если найдутся люди, у которых они украли деньги и вещи, пусть они и решат, жить им или умереть. Ронин феодала даймё Ако Окадзима Ясоэмон». Так он написал и прикрепил «ханагами» к веточке сосны, вынул кремень и огниво и, закурив, пошел дальше. Разбойники же, которые и не подозревали, что за неукротимый герой перед ними, в изумлении и страхе воскликнули: «Ну и крут же этот прохожий!»
20. Тэраока Хэйэмон Нобуюки изображен с деревянным ведром и черпаком. Он заливает водой угли в жаровне.
Тэраока Хэйэмон был начальником дружины пехотинцев асигару в войсках Есида Тюдзаэмона (1). Его отец Хёэмон родился в деревне Готёдамура провинции Хитати (2). Во время праздника, посвященного местному синтоистскому божеству, он подобрал подкидыша, воспитал его и дал ему детское имя Сутэкити <Брошенное счастье>. Впоследствии, когда ребенок подрос, имя ему дали новое — Хэйэмон, происхождения же своего он не знал. Имел мягкий характер. Владел воинскими искусствами. После того как господин умер, а клан Ако рассеялся, он пустился в скитания. При этом питал те же надежды, что и его сослуживец Яно Исукэ (3), и стремился присоединиться к Обоси, войти в союз, однако ему не разрешали. В то время, когда Ёсио, якобы изменив своим принципам, прожигал жизнь, слоняясь по веселым кварталам Симабара (4), Исукэ заметил лазутчика из рода Уэсуми (5), который, намереваясь убить Ёсио, залег у входа в кварталы. Исукэ окликнул его, и Хэйэмон, схватив шпиона и заставив его во всем признаться, доложил об этом Обоси. Тот обезглавил соглядатая и, убедившись в преданности Хэйэмона, открыл ему свой тайный замысел и разрешил дать клятву.
В ночь отмщения врагу, после осуществления заветного желания, Хэйэмон сразу же был послан в провинцию Аки6, якобы по делу. Тем самым Обоси хотел избавить его от смертного приговора. Нобуюки, однако, быстро, как на крыльях, выполнил поручение и тут же вернулся. Он обратился к правительственным чиновникам с просьбой подвергнуть его той же участи, что и других „преданных вассалов". В просьбе было отказано. Он стал наставником, его наградили деньгами, похвалили за преданность и верность. В конце концов, он был вынужден постричься в монахи и молиться о вечном блаженстве душ верных вассалов. Он дожил до преклонного возраста и скончался восьмидесяти с лишним лет.
Единственный из участвовавших в штурме вассалов, кто избежал смертного приговора и дожил до преклонных лет. Нобуюки изображен с деревянным ведром и черпаком. Он заливает водой угли в жаровне. Эпизод не описан в тексте, однако известно, что Обоси Юраносукэ приказал соблюдать особые меры предосторожности против пожара: перед уходом весь огонь в доме должен быть потушен.
История повествует о том, как сорок семь ронинов подготовили и претворили в жизнь план отмщения Кире Кодзукэ-но-Сукэ, чиновнику при дворе сёгуна Токугавы Цунаёси, за смерть своего господина, даймё Асано Такуми-но-Ками Наганори из Ако. В 1701 году Асано был приговорён к сэппуку за нападение на чиновника в ответ на оскорбления и издевательства со стороны последнего.
Потеряв своего господина, сорок семь ронинов (по другим источникам их было более 50) во главе с главным советником Оиси Кураносукэ (яп. 大石 良雄 о:иси ёсио?, титул 内蔵助, кураносукэ), дали клятву отомстить смертью за смерть, несмотря на то, что их за это ждал смертный приговор. Чтобы не возбуждать подозрений, заговорщики растворились в толпе, став купцами и монахами, Оиси же переехал в Киото и начал вести разгульный образ жизни, развелся с женой и взял себе молодую наложницу. Со временем, узнав о том, что ронины разбрелись кто куда, а Оиси пьянствует, Кира ослабил свою охрану и стал более беспечным.
Между тем, ронины тайно собирали и переправляли в Эдо оружие, входя в доверие к домочадцам Киры (один из бывших слуг Асано даже женился на дочери строителя поместья чиновника, чтобы раздобыть планы постройки). Когда всё было готово к исполнению задуманного, Оиси тайно перебрался в Эдо, где все заговорщики встретились и заново принесли клятву отмщения.
14 декабря 1702 года ронины двумя отрядами по сигналу барабана напали на поместье Киры в городе Эдо, перебив 16 и ранив более 20 человек. Чиновник же успел спрятаться в доме вместе с женщинами и детьми в большом чулане, и его долго не могли найти. Оиси, однако, проверив постель Киры и убедившись, что она ещё тёплая, преодолел отчаяние от казавшейся неминуемой неудачи и продолжил поиски. Вскоре за настенным свитком был обнаружен тайный ход, ведший в скрытый внутренний дворик с небольшим складским строением для хранения угля, которое защищали двое вооруженных охранников. Там и был обнаружен Кира. Оиси почтительно поведал ему о том, что они ронины — бывшие слуги Асано, пришли отомстить за своего господина. Как самураю Кире было предложено совершить ритуальное самоубийство, но тот отказался или же просто не смог этого сделать. Тогда Оиси сам убил Киру, отрубив ему голову.
Голову поверженного врага ронины, за исключением одного, самого молодого, отправленного на родину в Ако гонцом с радостной вестью, отнесли в монастырь Сэнгаку-дзи на могилу своего господина, исполнив тем самым клятву.
Власть была в затруднительном положении: с одной стороны ронины поступили согласно букве и духу бусидо, отомстив за своего сюзерена; с другой стороны, они ослушались приказа сёгуна, проникли в Эдо с оружием и напали на придворного чиновника. Из-за растущей в народе популярности сорока семи ронинов, сёгун получал множество прошений за них, но, как и ожидалось, приговорил заговорщиков к смерти. Однако, им было позволено провести благородный обряд ритуального самоубийства, как надлежало настоящим самураям, вместо того, чтобы быть казнёнными как уголовники.
Сэппуку состоялось 4 февраля 1703 года. Сорок шесть оставшихся в Эдо ронинов были похоронены в том же монастыре, что и их господин. Их могилы с тех пор стали объектом поклонения, а одежду и оружие их, как говорят, до сих пор хранят монахи Сэнгаку-дзи. Доброе имя рода Асано было восстановлено, его семье даже вернули часть бывших владений. Последний из этой группы ронин вернулся в Эдо, был помилован сёгуном и прожил 78 лет. Похоронен рядом со своими товарищами.
Хм, ну вот тот отрывок про колесницу. Надеюсь, будет понятно.
Уподобим душу соединенной силе крылатой парной упряжки и возничего. У богов и кони, и возничие все благородны и происходят от благородных, а у остальных они смешанного происхождения. Во-первых, это наш повелитель правит упряжкой, а затем, и кони-то у него — один прекрасен, благороден и рожден от таких же коней, а другой конь — его противоположность и предки его — иные. Неизбежно, что править нами — дело тяжкое и докучное.
Из коней, говорим мы, один хорош, а другой нет. А чем хорош один и плох другой, мы не говорили, и об этом надо сказать сейчас. Так вот, один из них — прекрасных статей, стройный на вид, шея у него высокая, храп с горбинкой, масть белая, он черноокий, любит почет, но при этом рассудителен и совестлив; он друг истинного мнения, его не надо погонять бичом, можно направлять его одним лишь приказанием и словом. А другой — горбатый, тучный, дурно сложен, шея у него мощная, да короткая, он курносый, черной масти, а глаза светлые, полнокровный, друг наглости и похвальбы, от косм вокруг ушей он глухой и еле повинуется бичу и стрекалам.